Блуд на крови
Шрифт:
– Иди-ка сюда, раб Божий! Уж очень много о тебе разговору идет, будто ты коновал умелый. Посмотри-ка моего коняку. Что-то стал он на левую ногу припадать.
– Вы б показали болезнь дяде Леонтию…
Леонтием был барский кучер, который брался лечить любые болезни – что у людей, что у скотины. После его лечения пациенты порой выздоравливали, а порой заболевали еще больше или вовсе помирали. Но сельский люд все равно шел к Леонтию, который лечил по наитию, то есть скверно, но любил эту свою деятельность и корысть имел немалую.
Волшебные руки
Приказчик не любил Леонтия после того, как тот до смерти загнал породистого скакуна из его конюшни. Он пользовался каждым случаем, чтобы выставить старого коновала в невыгодном свете. Вот и теперь Генерал презрительно усмехнулся:
– Твой Леонтий лошадь позади телеги запрягает, а ты хочешь, чтобы я к нему пошел. Ни в жисть! Тебе я доверяю, значит, ты оправдывать себя должен. Пошли ко мне…
Матвей осмотрел коня, нашел у него на копыте какой-то нарост, что-то вырезал, что-то прижег, помазал рану чем-то зеленым и приказал:
– Вы, Федул Парамоныч, его три дня не запрягайте. Пусть на воле погуляет. Коняка отменный, резвее прежнего побежит…
Все по словам Матвея исполнилось: всю хворь с коня как рукой сняло. Приказчик был счастлив:
– Ну, брат, уважил ты меня! Сколько тебе должен?
Матвей денежки любил. (Впрочем, кто их не любит?!)
Но он благоразумно ответил:
– Чего уж там! Я коняку пользовал из одного уважения к вам…
– Спасибо! – обрадовался Генерал. – За мной долг не заржавеет.
И точно, вскоре он сумел отблагодарить Матвея по-княжески.
Любовь к путешествиям
Владелицей Рядново и ста семидесяти трех крепостных душ, деревню населявших, была тридцативосьмилетняя вдова Наталья Дмитриевна. Единственная дочь богатых помещиков, она получила обычное, то есть домашнее, воспитание: умела вышивать гладью, рисовать в альбоме, играть на фортепьяно и читать французские книжки.
Когда девице исполнилось шестнадцать лет, она вдруг испытала сильнейшую тягу к путешествиям. Родители во всем потакали своему детищу и вместе с ним года два колесили по Дании, Германии, Италии, Франции. Осенью 1836 года все семейство находилось в Париже. Тут они как-то зашли в контору дилижансов Лафитта, чтобы взять себе места на Вену.
И здесь отец Натальи Дмитриевны встретил сына знакомого помещика, для чего-то забравшегося в полном одиночестве на берега Сены и киснувшего от скуки. У молодого человека была приятная наружность, высокий кок и обольстительные манеры. Звали его Николай Николаевич Калужный, и он был приглашен путешествовать совместно. Результатом этой поездки стала помолвка и последовавшее за ней венчание.
Супруги зажили счастливо. Зиму они проводили в Курске, где у Натальи Дмитриевны был большой барский дом со службами, с конюшней и регулярным парком, украшенным гротом, живописными руинами, водопадом и беседкой «Нежные вздохи». На лето перебирались в Рядново.
Молодая вдруг испытала новое сильное влечение. На этот раз к делам хозяйственным. Строгий и величественный Генерал служил ей не за страх – за совесть. Он следил за отработкой барщины, своевременно взимал недоимки, вовремя поставлял рекрутов. Николай Николаевич тоже не сидел без дела. Он часто наезжал в деревушку Викторовку, что в Больше-Неплюевской волости, доставшуюся ему от тетки Шеншиной. Основал там две школы, где учились крестьянские детишки. Выписал из большого села Николаевка фельдшера, который бесплатно пользовал местных жителей.
– Какие мы с тобой счастливые, Николя! – часто повторяла Наталья Дмитриевна. – И мне все время кажется, что должно произойти несчастье…
– Пустяки! – утешал ее муж. – Я поеду на покосы, проверю. Так что к обеду не жди.
Примятая трава
Сердце Наталью Дмитриевну не обмануло. Беда нагрянула после семи лет счастливого супружества.
Летом 1843 года в Рядново на ночевку остановились уланы. Гостеприимные супруги Калужные пригласили офицеров на ужин. Один из гостей напился, безобразничал, и посмеивающиеся товарищи его не унимали. Когда нахал сказал какую-то сальность в присутствии Натальи Дмитриевны, Николай Николаевич, не сдерживая себя, стукнул того тростью.
Стрелялись на рассвете в ближайшем лесочке. С расстояния десяти шагов Николай Николаевич попал обидчику в левое плечо. Улана это не отрезвило. Он хладнокровно навел орудие убийства в грудь того, чей хлеб он вкушал еще несколько часов назад, и спустил курок…
Наталья Дмитриевна узнала о случившемся слишком поздно. Когда она прибежала на место дуэли, то увидала мужа, лежащего на примятой траве. Он успел слабо улыбнуться и прошептать:
– Прощай, милая! Я очень любил тебя…
Орошая его лицо горячими слезами, она приникла к холодеющим устам.
Вдовьи хлопоты
Пришла беда – отворяй ворота. Вскоре после Покрова от апоплексического удара скончался отец Натальи Дмитриевны. Матушка ненадолго пережила своего мужа – ее не стало в январе 1844 года.
Двадцатипятилетняя вдова-красавица осталась одна-одинешенька на всем белом свете. Местом ее добровольного заточения стало Рядново. Подвигом – не устанные труды. Она продала дом в Курске и наезжала в этот шумный губернский город лишь изредка и по неотложным делам.
Вокруг богатой вдовушки увивалось немало женихов, но она всем отвечала решительным отказом. После умного и благородного Николая она не могла никого представить в роли своего супруга.
Так незаметно, за сельскими трудами и заботами, пробежало более десяти лет. От постоянного пребывания на свежем воздухе потемнела бывшая некогда нежной кожа, загрубели руки, потучнела фигура. Теперь уже никто не сватался, да и сама Наталья Дмитриевна приняла решение навсегда остаться одинокой.
Но если в дневное время удавалось заглушить голос плоти, то по ночам страстная натура брала свое, тревожа беспокойными снами.
Однажды Наталье Дмитриевне потребовалось ехать в Фатеж. Она приказала: