Блудница
Шрифт:
Он не понимал, сколько прошло времени. Уничтоженный телефон не взывал к делам, к долгам, к обязанностям, вместе с ним вырубился и перестал существовать тот мир, который теперь придется осваивать заново — так далеко от него увела его Мария. За окнами темнело, и Кристиану казалось, что с ним сумерничает сама смерть.
Резкий звонок в дверь сорвал Кристиана с места, он запнулся о провод, неразличимый в темноте, и упал, сильно стукнувшись лицом об пол.
— Доктор МакКинли? — осведомился молодой человек и застыл на пороге. — Боже! У вас все лицо в крови. Что случилось?
— Что случилось? —
— Я... простите, меня послал доктор Сэмуэль. Ваша жена... А у вас не отвечает телефон уже сутки.
Только теперь Кристиан осознал, что этот парень — ассистент доктора Сэмуэля и, видимо, его лицо действительно залито кровью, если к нему этот Саймон обратился неуверенно: «Доктор МакКинли?»
— Что на сей раз понадобилось моей жене? — Кристиан запрокинул голову вверх, и его вопрос прозвучал обращенным скорее к небесам, нежели к растерянному ассистенту.
— Госпожа МакКинли хотела бы... вернее, они с доктором Сэмуэлем просили вас приехать в клинику.
— Ей стало хуже?
— Да нет, напротив... — парень хмыкнул, а Кристиан, оторвав взгляд от небесной выси, изумленно взглянул на него. Струйка крови незамедлительно образовала на белой рубашке Кристиана огромное пятно, и Саймон, побледнев, решительно перешагнул порог.
— Я должен уложить вас, мистер МакКинли, и сделать холодный компресс.
— Вы боитесь крови? Ишь побледнели-то как... — вернул Кристиан ассистенту ироничную ухмылку. — Врач не должен бояться вида крови. Или вы так тревожитесь за мою жизнь? А? Саймон? Не бойтесь, милейший. Я расквасил нос, споткнувшись о провод того самого чертового телефона, который заткнулся, оказывается, уже сутки назад. Надо же! Всего лишь сутки, а мне казалось... Ложусь, ложусь. В холодильнике найдете лед и помогите мне снять рубашку. И еще... Мой мобильный я забыл в машине. Если не возражаете, воспользуюсь вашим, если таковой имеется.
— Если хотите, могу сам связаться с доктором и сказать, что вы... временно нетранспортабельны... — предложил Саймон, стягивая с Кристиана окровавленную рубашку и протягивая ему мобильный телефон.
— На что доктор спросит о том, насколько травмированы мои голосовые связки, раз я воспользовался вашими? Нет уж. Пока будете ковырять лед, я свяжусь с ним сам.
Кристиан запрокинул на диване голову и, зажав платком нос, поприветствовал по телефону коллегу, предупредив, что его время ограничено, так как он воспользовался чужим мобильником.
— По-моему, вы позаимствовали не только чужой телефон. Я что-то с трудом узнаю ваш голос, — растерялся доктор Сэмуэль.
— Вот-вот, я только что предупредил беднягу Саймона о том, что дело с подменой голосовых связок не пройдет.
— А почему Саймон стал беднягой? — насторожился доктор.
— Он боится крови, а у меня из носа целый потоп... Это мои трудности, коллега, и я намерен их преодолеть в ближайшие десять минут. Я должен был сегодня забрать Тину... Но потерял счет времени.
— Я забрал ее, Кристиан. Она у меня.
— Очень вам благодарен, коллега. Поверьте, мне крайне неловко. Но сегодня явно не мой день... Зато я спокоен за Тину.
— Да, вы можете не волноваться. Скажите Саймону, что я оплачу его счет... так вот, мы ждем вас, Кристиан. Мы ждем вас, Тина и я. И вы действительно можете не тревожиться за нее. Она в безопасности, коллега. И более того, мы... как бы точнее выразиться... решили с ней пожениться.
Доктор Сэмуэль замолчал и запыхтел трубкой прямо в ухо Кристиану.
— Алло, с вами все в порядке, коллега? — вновь зажурчал его мягкий баритон. — Я был неправ, сообщая вам эту новость вот так, по телефону. Саймон поможет вам справиться с кровотечением, и мы ждем вас. Алло, коллега?
Кристиан отодвинул руку Саймона с компрессом из льда и, еще больше запрокинув голову, громко, отрывисто захохотал.
— Все в порядке, коллега, — проговорил он сквозь раздирающий его смех, — вы сумели выразиться удивительно точно. Я приеду, как только смогу. Верней, как смогу, так и приеду. Привет Тине.
Какое-то время Кристиан хохотал, как безумный, предоставляя струйкам крови растекаться по дивану, заливаться в уши, рот, глаза, но лишь только успокаивался, как взглядом натыкался на потрясенного, застывшего, как статуя, с компрессом в руке Саймона, и вновь безудержный смех начинал сотрясать конвульсиями его распростертое на диване тело.
— Лед... — успел вставить слово перепуганный Саймон и помахал перед носом Кристиана компрессом.
Кристиан резко замолчал, отвернулся от Саймона и чуть слышно произнес:
— Никогда не понимал трагического... как сама смерть... значения слова «поздно»... Давай, дружок, мне надо придать товарный вид. Хотя отека и синяка явно не миновать. У тебя такой перепуганный вид, как у гонца времен Гомера, которому за дурную весть отрубали голову. Расслабься, дружище. Голову рубить не буду, хотя твоя дурацкая ухмылка свидетельствовала о хорошей информированности цели твоего визита. Молодец, все о’кей, принеси еще марли, в аптечке, в ванной.
Саймон наложил наконец-то компресс на лицо Кристиана и сам присел рядом, явно чувствуя себя не в своей тарелке, и потому, отвернувшись, внимательно разглядывал гостиную.
— У вас здесь... как-то все разбросано, — произнес он в нерешительности, — я, может, пока приберу?
Но Кристиан, казалось, не слышал ассистента. Его взгляд, цепкий и сосредоточенный, был устремлен куда-то сквозь потолок, он прерывисто дышал, и ноги, согнутые в коленях заметно подрагивали.
— Я, волею судеб, православный по вероисповеданию. Мой дед был православным священником... — заговорил он глухо. — С детства над моей постелью висела в рамочке молитва Оптинских старцев. Там есть такие слова: «Какие бы я не получил известия в течение дня, научи меня принять их со спокойной душой и твердым убеждением, что на все святая воля Твоя... Во всех непредвиденных случаях не дай мне забыть, что все ниспослано Тобой». Где, в каких глубинах своей скукожившейся от ужаса души я найду подтверждение тому, что действительно все, что творит судьба, мне во благо?! Если нет веры... нет сил без той любви, которая, оказывается, ей уже не нужна... И что это теперь? Кара или испытание? Наверное, нельзя скрывать, как что-то грешное, то, что единственно для тебя свято. Это наказуемо...