Блудницы Вавилона (Whores of Babylon)
Шрифт:
– Ты действительно сочиняешь поэму?
– Да. Но она существует пока только у меня в голове. Называется «Блудницы Вавилона».
– Почитаешь?
– Она еще не закончена, Алике Фалл икс.
– А когда будет закончена?
– Через девять месяцев.
– Понятно. Но и это еще не точно.
– Все будет в порядке, если только сильно верить. Тогда мое лоно не отряхнет зачатый плод. Между прочим, я распорядилась, чтобы Нингаль-Дамекин отправила приглашение Гупте. Раз уж Гупта будет моим наставником, гуру невидимости, то пусть Музи постепенно привыкает к нему.
– Твой отец появится?
– После всех ценных советов и подсказок, которые он от меня получил, с его стороны было бы оскорблением не прийти.
– Сказать по правде, я бы предпочел ее не видеть.
– Думаю, увидишь.
Разумеется, Фессания оказалась права.
В день великого торжества Мардук с Деборой-Зарпанит последними из гостей прибыли к парадному входу на четырехколесной повозке и в сопровождении трех магов и взвода солдат. Двор и столовая уже были заполнены людьми. Жених с отцом нетерпеливо ходили по кругу. Нингаль-Дамекин держалась рядом, хотя ей и стоило больших усилий не отставать. Фессания задерживалась наверху, где взбивала свадебный парик. В молельне так или иначе вовлеченные в различные судебные разбирательства гости старательно обхаживали мирового судью, которому и предстояло провести обряд бракосочетания. Алекс, едва успевавший наполнять вином опустошаемые с неимоверной быстротой кубки, обменивался впечатлениями с Гуптой.
– Исходя из того, что мне оказана высокая честь быть приглашенным, я делаю вывод, что ваша миссия успешно завершена. Только не говорите, в чем она заключалась!
– Не скажу, великий гуру.
– Ха-ха. Гуру для одной благородной госпожи, желающей научиться незаметно ускользать из дому. Нужно быть очень осторожным, чтобы не стать для непоседливой госпожи игрушкой, исполнителем сомнительных поручений и помощником в опасных предприятиях, рисковать участием в которых не стал бы ни один здравомыслящий человек. Тот, кто ступил на этот путь однажды, редко находит силы сойти с него потом. – Индиец пристально посмотрел на Алекса. – Ну что, в вашем случае дело обстоит именно так?
Гупта как новый Мориель – если только вовремя не отойдет в сторону? Не для этого ли Фессании понадобился персональный гуру? Уроки искусства невидимости всего лишь предлог, завеса? С одной стороны, Фессания вроде бы исправилась, переродилась как в эмоциональном, так и в этическом плане, с другой – старые привычки так сразу не изживешь. А может быть, изживать их полностью бессмысленно, потому как они жизненно необходимы для выживания – или по меньшей мере успеха – в этом хаосе?
Гупта усмехнулся.
– Боюсь, Алекс, ваше лицо, даже отмеченное печатью льва для отвлечения внимания, остается открытой книгой! Но из-за меня вам беспокоиться не стоит. Тому, кто заговорил кобру животного царства, ничего не стоит справиться со змеями человеческого мира, даже самыми недоверчивыми. По сути своей мы вес – кобры, но это идет не от головы, а от того, что кроется в нашей основе, поближе к крестцу. Мозг не столько оттачивает, сколько притупляет инстинкты, стремясь полагаться во всем на ум. Госпожа Фессания приобретет нечто большее, чем умение быть невидимой. Ей нужно постичь искусство ясности. Это первое необходимое условие невидимости: становиться прозрачным, без единого пятнышка, листом стекла. Когда это случится, вы, любящий ее, тоже, может быть, постигнете мудрость ясности.
– Любящий ее? Эй, помолчите-ка! Что вы хотите этим сказать?
– Как я могу что-то сказать, если вы призвали меня помолчать? Впрочем, в том нет необходимости. Панда-ром между вами мне не быть – ведь вы живете в ее доме, тогда как я здесь только гость.
В этот момент во двор вошел сам бог-жрец рука об руку с Деборой-Зарпанит, обряженной в накидки, скрывавшие все, кроме лица. У ворот остались двое солдат. С улицы доносились конское ржание и голоса других солдат.
Пара направилась в молельню, и взгляд Деборы скользнул по лицу Алекса. Похоже, она его не узнала, для нее он был теперь всего лишь одним из рабов. Позднее, оказавшись рядом с ней и имея возможность шепнуть что-нибудь на ухо, Алекс не воспользовался случаем. Для нее, подумал он, я стал невидимкой. Мысль эта не опечалила, а обрадовала; он почувствовал, что образ Деборы тускнеет, становясь незнакомым и чужим.
Фессания, облаченная в белый атлас, с пышным париком на голове и раскрашенным золотом и серебром лицом, спустилась наконец во двор.
После окончания торжественных церемоний процессия выступила в путь. Финансист Гибил приобрел для молодоженов дом в новом городе, на другой стороне реки, побывать в котором невеста еще не успела.
Фессания и Музи ехали в одной колеснице, родители жениха – в другой, а Аншар, Мама Забала, Алекс и пара служанок следовали за ними пешим порядком. Далее тянулись тележки и повозки, груженные предметами личного обихода и свадебными подарками. Специально для переезда были наняты носильщики. Замыкали шествие солдаты, охранявшие богатства от посягательств воров и грабителей. Солдат предоставил Мардук, вернувшийся в свой храм с супругой и под охраной одних только магов.
Пракс остался на улице Писцов в качестве управляющего. Ему еще предстояло нанять слуг для содержания опустевшего дома в порядке. В новом доме обязанности Пракса исполнял личный слуга Музи, получивший повышение распоряжением самого Гибила. Последний также озаботился поиском нового привратника, поскольку присутствие на этом посту хромого чернокожего могло, по мнению госпожи Гибил, оказать нежелательное влияние на вынашиваемый невесткой плод. Судьба старого дома оставалась неясной, хотя наличие тайного подземного хода, связывавшего молельню с храмом и дворцом, требовало сохранения его в собственности Мардука. Нингаль-Дамекин (тоже оставшаяся на улице Писцов) уже заявила, что будет пользоваться им как городским жильем в те редкие моменты, когда, оторвавшись с неохотой от излюбленных деревенских забав, приедет в Вавилон по делам.
Находился в процессии и некий греческий врач по имени Кассандр. На свадьбу он явился в качестве гостя Мардука, с переброшенной через плечо кожаной сумкой и всеми положенными атрибутами своей профессии. У него были вьющиеся посеребренные волосы, гладко выбритое лицо и приятные, располагающие манеры. Острый крючковатый нос мог бы служить инструментом для удаления червяков из подошв и между пальцев пациентов. При первом разговоре Фессания забросала грека комплиментами, на которые он оказался весьма падок. Словоохотливый врач, в свою очередь, сыпал умными анекдотами. Обслуживание не стесненных в средствах больных явно благотворно сказалось на его привычках и смягчило отношение к тем, кто не выказывал сомнений в его диагнозах. Сопротивление и несогласие с предписанными методами и средствами грозило использованием по назначению хищного клюва. Именно Кассандру надлежало обеспечить Фессанию снадобьями, необходимыми для рождения сына. Ему же предстояло вскрыть роженицу в нужный момент для безопасного извлечения младенца и зашить ее потом. Визит в новый дом носил характер ознакомительного.
Достигнув прибрежной дороги, процессия прошествовала по ней мимо Евфратских ворот храма Мардука в направлении моста. Сидевший в колеснице Музи время от времени бросал мелкие монеты уличным мальчишкам, поощряя их активность в борьбе за подачку громкими криками: «Хватай! Блокируй! Ныряй! Смелей! Есть, завалил!»
Переправившись через реку, они продолжили путь по Адабской дороге, которая в конце концов уперлась во врата Адаба, ворота бурь. На пересечении с улицей Ларса кортеж свернул на юг. В отличие от центральных районов, где строения жались друг к другу и подступали к самой дороге, пряча садики во дворе, в пригороде дома были окружены высокими стенами.