Блудное художество
Шрифт:
– Обижают дам совместно?
– повторил Архаров. На ум пришло нечто вовсе непотребное.
– Да, составляют заговоры! Тетушка моя вчера пала жертвой, не чаяли, что жива останется, а она дама светская, она хочет жаловаться государыне!
Архаров понял, что для полного счастья ему недоставало только жалоб от пожилых и вздорных светских дам. Левушка же навострил ухо.
– Садитесь, сударь, и изложите внятно, - сказал он.
Гость, так и не представившись, уселся в кресло.
– Тетушка моя желала купить ткани и поехала в суконную лавку. В прошлый свой приезд в Москву она приметила хорошие лавки, где можно
Левушка отвернулся к окну. Он от природы был смешлив, но сейчас не дал себе воли - тут не светская гостиная…
– В третьей и четвертой лавке ваша тетушка услышала бы то же самое, - сухо сказал Архаров.
– Таким способом московские купцы сражаются с покупателями, которые чересчур усердно торгуются в лавках. Вашу тетушку, очевидно, запомнили, и тайно отправили посыльного в соседние лавки. Обыкновенно они сговариваются, краснить или зеленить товар. Вот и вся интрига.
– Их надобно примерно наказать!
Архаров сам недолюбливал шалости московских купцов, сам, случалось, мог изругать такого затейника в прах или заехать в ухо наглому приказчику, выскакивающему на улицу, чтобы завлечь богатого покупателя. Но одн он знал твердо - купцы на него жаловаться не станут, тем паче - императрице. Это были устоявшиеся отношения, исполненные даже известного благородства. Отдавать шалунов на растерзание какой-то пока еще безымянной тетушке Архаров не желал.
– Не советую вам, сударь, добиваться наказания купцов, - сказал он сухо.
– Вот наилучший способ сделать вашу тетушку посмешищем всей Москвы.
– Что же, коли так - про безобразия купцов ваших будет доложено государыне.
Тут Левушка не выдержал.
– И превосходно, сударь, - сказал он, - государыня будет весьма благодарна, она любит подобные истории про дам. А особливо коли история московская - тут же в дело пойдет.
– Ты про что, Тучков?
– спросил ошарашенный этой речью Архаров.
– Про то, господин обер-полицмейстер, что государыня, как вам известно, пишет премилые комедии, вон, коли угодно, «О, время!» - как раз из московской жизни, - и Левушка повернулся к посетителю.
– Видели, поди, в Зимнем на театре? Два года назад, помню, комедия имела огромный успех, да «Именины госпожи Ворчалкиной» - такой же. Особливо государыня любит наших барынь изображать. Приключение тетушки вашей с купцами наверняка будет выведено в новой комедии… а государыня на язык остра, коли помните… весь двор снова в восторг приведет!
После этого возгласа в кабинете воцарилось молчание.
Посетитель встал.
Положение его было незавидным - коли по чести, он должен был благодарить поручика Тучкова за своевременное предупреждение. Стать посмешищем двора и пребывать в сем звании, покамест на сцене Малого театра идет злоехидная пьеса, для пожилой дамы смерти подобно. А уж что будет с племянником за столь неловко исполненное поручение - и вообразить страшно.
Архаров видел, что посетитель угодил в дивное по степени неловкости положение. И, чтобы поскорее избавиться от этого вертопраха, пришел ему на помощь.
– Я велю полицейским командам наблюдать, дабы купцы следили за поведением сидельцев и приказчиков в лавках, - сказал он с таким видом, что и пень бы понял: аудиенция окончена.
– Коли угодно, оставьте в канцелярии «явочную».
– Эй, кто там! Сопроводите его милость в канцелярию!
– крикнул Левушка.
Менее всего посетитель ожидал, что молодой долговязый щеголь с высоко взбитыми волосами, с модными воздушными буклями, неизвестно зачем нацепивший к дорогому нежно-голубому кафтану длинную шпагу с простым эфесом, распоряжается в кабинете обер-полицмейстера, как у себя дома.
Вошел Саша с бумагами.
– Отведи его милость к Щербачову, - сказал ему Архаров, - да возвращайся поскорее.
Дверь за растерявшимся от такой наглости гостем захлопнулась.
Архаров и Левушка, оба почему-то до последнего глядевшие на движение дверной ручки, повернулись друг к другу.
– Ну, слава Богу!
– сказал Архаров.
– Я уж думал, ты не приедешь.
– Николаша!
– заорал Левушка.
– Да как ты мог такой вздор в голову посадить!
И кинулся к приятелю, и облапил его длинными руками, и даже звонко чмокнул в щеку.
– Мы в Клину ночевал, думали к тебе вечером быть, эта старая рухлядь едва не развалилась, мы колесо потеряли!
– рассказывал возбужденный Левушка.
– Остановились в какой-то избе, не чаяли живы остаться - тараканы там поротно и побатальонно выступали, да в ногу! Чуть рассвело - выехали, а на Пречистенке Меркурий Иванович докладывает: барин-де дома не живет, приезжает кофею попить. Тут они за нас взялись - Никодимка твой, Меркурий Иванович, бабы, вмиг все спроворили, утюги разогрели…
Архаров слушал, кивал и тихо радовался. Он соскучился без взбалмошного, жизнерадостного, говорливого Левушки. А коли честно - устал быть суровым, всезнающим, за все московские недоразумения отвечающим начальником. Отдохнуть душой же, как он недавно обнаружил, было не с кем. В гостиной Волконских он был желанным гостем, даже беседовал там с Варенькой Пуховой, но это была именно гостиная, налагавшая определенные обязанности и требовавшая светских манер. Михайла Никитич его уважал и ценил, но их беседы не были дружескими, вольными, веселыми - толковали все о делах и о житейских надобностях, а Елизавета Васильевна деликатно, однако настойчиво пыталась переделать Архарова из хмурого увальня в галантного кавалера.
С Левушкой Архаров мог быть самим собой - по крайней мере, ему казалось, что приятель возвращает его в давнее гвардейское время, по нынешним понятиям - вполне беззаботное. Да Архаров и был тогда моложе на четыре года… четыре года московской жизни, кажется, поставили здоровенный крест на его молодости…
– Ты не один, что ли, приехал?
Левушка хлопнул себя по лбу, от волос поднялось нежное облачко пудры.
– Ну да! Ты Лопухина помнишь? Из наших? Ну так я его с собой привез. Прямо к тебе, твой Меркурий Иванович ему и комнату отвел.