Блудный брат
Шрифт:
— Что вы отсюда перебрасывали? — спросил я Будду. — И откуда ты знал подробности из жизни моей семьи? Сукин сын…
Лишь минуту спустя он оторвал взгляд от пола и посмотрел на меня. Он был спокоен, намного спокойнее меня, что меня раздражало. Я взглянул на Кашля — к счастью, тот не был настолько спокоен.
— Аэрозоли, — вызывающим тоном сказал Будда.
— И окупалось? Ведь наши производители…
— Дурак ты! — прервал он меня с несносным выражением собственного превосходства на лице. — То, что есть здесь, можно смешивать с невероятной точностью, можешь получить любые возможные ощущения, смешивая соответствующим образом три ингредиента. Все в ингаляторах или аэрозолях, совершенно невинных, полиция ни за что не сообразит. Впрочем, это продолжается уже год, и… — Он рассмеялся, показывая на меня скованными руками. — Как я вижу, ты понятия не имеешь, о чем я говорю, это ведь тоже какое-то доказательство,
Я подумал, что не стоит сейчас портить с ним отношения, и дважды кивнул, не сводя с него взгляда.
— Знаешь, что в этих наркотиках самое невероятное? — Он не стал ждать моего ответа, но был прав — ждать бы ему пришлось долго. — Хочешь оргазма — пожалуйста. Улет? Никаких проблем. Ад? Пожалуйста. Говорю тебе — можно запрограммировать себе почти все, не так, как у нас, — хочешь цветных глюков, а можешь получить какую-нибудь мистику пополам с садизмом.
— Пр-росто великолепно! — рявкнул я. — Запиши еще только на диск, и реклама готова. С названием и адресом производителя…
— Пошел ты знаешь куда со своей иронией… — Он немного остыл и ненадолго замолчал, затем издал почти беззвучный, слегка искусственный смешок и снова посмотрел на меня. Взгляд его был твердым. — Радуйся, что они… — он уточнил это «они» движением подбородка, — не хотят давать нам рецептуру. Понимаешь? Иначе давно бы уже действовали как минимум две фабрики по производству аэрозольных препаратов, которые после смешивания давали бы требуемый эффект. И никто, включая Конгресс и президента, не мог бы ничего с нами сделать. Понимаешь? — Он разгорячился, в уголке рта выступило несколько капелек слюны. У меня вдруг возникло ощущение, что еще немного, и он забудет, кто я и где мы находимся, подползет ко мне и предложит долю в бизнесе по производству невинного дезодоранта, который после смешивания с препаратом для смазки лыж даст вдыхающему его неповторимые ощущения, будто он засовывает член в нос быку. — Ты понимаешь, какие это бабки?!
— Угу… Понимаю. Это чертовски большие деньги. Точка.
— Именно. Очень большие.
— А они не согласились продать технологию…
— Они держали нас в патовой ситуации, ставили все новые условия… — пожаловался он. Я почувствовал отвращение при одной мысли о том, что мог бы ему посочувствовать, и едва удержался от того, чтобы сплюнуть. — В конце концов они заявили, что в состоянии сами распространять свою контрабанду. Этот чертов Красински, предатель… — Его вывело из себя само упоминание фамилии отступника, он потер баки и попытался достать нижней губой до несуществующих усов. — Мало того что они лишили бы нас дохода от перебрасываемых наркотиков, но еще и обрушили бы рынок обычных земных галлюциногенов. Этого мы допустить не могли.
— Вы искали Красински, чтобы выбить из него все данные и наказать, верно? — Он не спешил с ответом. — Странно, что у вас не получилось. Уж у кого, как не у вас, возможностей должно быть побольше, чем у любого другого… — Вдруг меня осенило: — Разве что вашу сеть уничтожили?
Он не ответил, но этого и не требовалось. Мрачно стиснув зубы, он шевелил пальцами скованных рук; медленные движения пальцев напоминали шевеления щупалец осьминога или ядовитой актинии. Будда, или кем бы он ни был и как бы его ни звали, выглядел теперь намного менее симпатично, чем тогда, когда я столь мало сомневался в его происхождении и вообще не сомневался в его намерениях. Старый человеческий недостаток — когда уже знаешь чей-то характер, легко обнаружить его внешние проявления, морщины на лбу могут быть признаком гения или склонности к убийству, улыбка может быть циничной или таинственной, лысина — несимпатичной или сексуальной. Все зависит от информационной оболочки. Будда поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. Взгляд его был чистым и бесстрастным, словно дистиллированная вода. Он не извинялся, ни о чем не просил, исследовал, проверял, искал информацию, искал союзников. Я повернулся к Кашлю. В данной ситуации у меня не было выбора, каждый, кто был врагом Даркшилда, был моим союзником, по крайней мере, пока.
— И теперь эта скотина стала моим другом, поскольку тоже связана по рукам и ногам, — сказал я, не скрывая горечи в голосе. — Так ему, по крайней мере, кажется…
Сержант издал квакающий звук — насколько я помнил, таким образом он подтверждал каждый наш удачный ход, хотя это было давно, и меня или его могла подвести память. Я принял как должное, что мы оба знаем, что делаем. Даже не оба, а все трое.
— Именно…
Мы с сержантом мрачно посмотрели на Шелтона-Будду. Подобрав под себя ноги и опираясь о стену, я встал и немного попрыгал по комнате, чтобы размяться и поискать место получше. В конце концов я остановился у последней свободной от пленников и дверей стены, так чтобы охранники при каждом повороте теряли кого-нибудь из виду. Я попытался сделать несколько гимнастических упражнений, но в результате не столько обрел способность двигаться, сколько убедился, что занятия спортом в оковах не доставляют никакого удовольствия. Я присел возле стены. Что-то металлическое ударилось о закрытую дверь, скорее всего, дуло автомата одного из горилл. Именно они держали в руках автоматы, без стволов и прикладов, напоминавшие рифленые доски с дырками, в которые были вставлены их указательные пальцы. Оружие выглядело омерзительно, словно куча грязного белья, и несомненным его прототипом был знаменитый «Гевер-11» конца двадцатого века, первый достаточно приличный автомат, стреляющий безгильзовыми патронами, самое отвратительное оружие, какое только можно было себе представить. Мне никогда не хотелось погибнуть от пули, выпущенной из Г-Н или его потомка. Я решил не позволить себя убить, чего бы мне это ни стоило, и посмотрел на Шелтона и Лонгфелло. Дверь почти бесшумно ушла в стену. Вошел Даркшилд; лицо его было багровым, видимо, его резко раскритиковали подчиненные за наивность, и он был опасен, поскольку ему вполне могло прийти в голову желание искупить свои грехи. За ним вошел Мозг, затем одна из горилл, затем мегера, которая никак не могла позволить себе пропустить минуту торжества. «Семь человек, — подумал я, — счастливое число». Будда-Шелтон закашлялся, дернулся, с трудом подавил приступ, но побагровел почти как Даркшилд, затем глубоко вздохнул, с неприятным хрипом. Даркшилд повернулся ко мне, бросив взгляд через плечо на хрипящего Шелтона.
— Послушаем теперь вашу версию происшедшего. А потом решим, что с вами делать, — сказал он.
Мне удалось сдержаться и не расхохотаться во весь голос, слыша столь неуклюже сформулированную и поданную ложь. Даркшилд же, явно гордясь тем, как гладко он произнес заранее согласованный текст, сунул правую руку за пояс и покачался на пятках. Шелтон снова захрипел, дыша все громче; я посмотрел на него и не увидел ничего утешительного.
— Может, дадите ему сначала что-нибудь от сердца? — Я показал подбородком на Будду. — Он мне уже не друг, но я все равно не люблю…
— Чушь! — рявкнул Даркшилд. — Займись лучше собственной задницей.
Явственно завоняло старым фильмом, дрянной повестью, убогой пьесой. Я пожал плечами. Будда дышал все громче, у него все сильнее хлюпало в горле, он несколько раз ударил ногами по полу.
— Ладно, поскольку как раз именно она сейчас больше всего меня интересует. — Мне приходилось почти кричать, чтобы заглушить хрип Шелтона. — Но я мало что могу сказать — наше Агентство национальной безопасности поручило мне расследовать дело о переброске на нашу территорию неизвестных и опасных наркотиков. В особенности речь шла о двух… — Я на мгновение замолчал и беспокойно посмотрел на экс-брата; тот хрипел так, что даже мне стало его жаль. Даркшилд тоже взглянул на Будду, поискал совета у Мозга, но тот мог бы перерезать горло собственному отцу, не переставая курить сигарету. — Один мы назвали «Риббон», а другой — «Эсмеральда». — Я почувствовал, что совершаю ошибку, вдаваясь в ложь, основанную на конкретных подробностях, именно на таком легче всего кого-либо подловить. — Этот… — я пошевелился на полу: не слишком удобно разговаривать с кем-то, чье лицо находится в двух метрах над тобой. — Этот Шелтон или как там его зовут… — я не договорил, так как Будда почти завыл, глубоко и быстро дыша, на лбу у него выступил пот, скованные руки вздрагивали на животе. — Мать вашу, или его уберите отсюда, или меня, — решительно сказал я. — Невозможно же слушать!
Даркшилд повернулся к Будде, но не успел ничего сказать — Шелтон закатил глаза и свалился набок. Даркшилд покачался на пятках и щелкнул пальцами, обращаясь к горилле:
— Проверь его, но осторожно, чтобы не дотянулся до оружия!
Гигант бросил автомат Мозгу, быстро присел возле неподвижного тела и приложил ухо к груди, тыльной стороной руки пытаясь уловить тепло дыхания Будды. Он долго прислушивался, наконец поднял голову.
— Все, — сказал он странным голосом, словно результат проверки его развеселил. — Откинул копыта…
Даркшилд переступил с ноги на ногу. Детина встал, машинально отряхивая брюки и глядя то на шефа в ожидании дальнейших распоряжений, то на неподвижного Шелтона. Полковник издал классическое беспомощное «гм» и на полминуты замолчал. Потом отдал оружие детине, сам присел возле Будды и повторил процедуру. Каким-то образом удержавшись от очередного «гм», он встал и обвел не то обеспокоенным, не то удивленным взглядом помещение и присутствующих в нем.
— В самом деле умер? — спросил а Венди. Даркшилд кивнул, женщина презрительно фыркнула. Я не понял, что она имела в виду — то ли неудачную политику Дарк-шилда, то ли слабое здоровье Шелтона. — Жаль, — сказала она. — Нам нужны были кое-какие данные. Придется выбить их из этих двоих.