Блуждающий огонь
Шрифт:
Внимательно всматриваясь в выражение лица Рауля, Итуэл, казалось, начинал угадывать, в чем дело.
— Мне кажется, что да, по крайней мере, насколько я… — протянул Итуэл неопределенно, но, уловив в эту минуту выражение одобрения на лице Рауля, продолжал уже увереннее, — да, как же, я его узнаю.
— Известно вам, что заставило Рауля Ивара явиться в Неаполитанский залив?
— Собственно говоря, нет, господа судьи; эта поездка сюда капитана Рауля мне не вполне понятна; его дела здесь не поддаются точному определению.
Тогда суд предложил Раулю со своей стороны предложить несколько вопросов свидетелю.
— Итуэл, — обратился к нему Рауль, —
— Я, капитан! Я много раз слышал это от вас, но, вы знаете, я не знаток в такого рода делах.
— Разве не случалось мне много раз приставать к враждебному берегу единственно с целью увидеть ее, быть подле нее?
Итуэл, пораженный сначала заявлением Рауля, теперь начал понимать дело.
— Ничто не может быть вернее, капитан, хотя я много раз противился вашему желанию в таких случаях.
— Разве не Джита, одна только Джита была причиной моего приезда в этот залив?
— Именно. Это так же верно, господа судьи, как то, что отсюда виден Везувий. Это было единственным делом капитана Рауля здесь.
— Сейчас вы заявили, что поведение подсудимого в Неаполитанском заливе для вас туманно и необъяснимо, свидетель, а теперь вы говорите совершенно другое, — заметил прокурор.
— Совершенно верно, господин судья, но это именно то, что и есть. Я прекрасно знал, что любовь была в основании всего, но ее-то я и называю причиной туманной, неясной и необъяснимой.
— Как же вы узнали, что именно это чувство побудило подсудимого приехать сюда?
— Эти вещи понимаются сами собой, господа, когда живешь с человеком. Сначала мы заехали туда на гору, где живет тетка этой девушки, и когда мисс Джиты там не оказалось, поехали к Неаполю. Вот и все.
Все это, действительно, так и было, и Итуэл говорил вполне естественным тоном, внушающим доверие.
— Вы говорите, что сопровождали Рауля Ивара сначала к жилищу родственницы той молодой девушки, а затем сюда. Но откуда, собственно, вы приехали? — спросил его капитан Куф, стараясь равнодушным тоном замаскировать расставляемую ловушку.
— Это смотря по тому, с какого времени начать считать, — невозмутимо ответил Итуэл, не поддаваясь. — Собственно первый мой выезд был из Америки.
— Нет, мы возьмем последний, предшествовавший вашему появлению здесь.
— А, я понимаю вас, капитан Куф, мы съехали с люгера, известного под названием «Блуждающего Огня».
— Я так и думал. Теперь скажите мне, где вы оставили люгер?
— Мы, собственно говоря, нигде его не оставили, так как едва мы с него сошли, как его и след простыл.
— Но где это было?
— На море, само собой, капитан Куф, подобной вещи не могло случиться на земле.
— Вне всякого сомнения. Но, видите ли, так как точное доказательство настоящего положения вещей может иметь очень важное значение для решения участи подсудимого, то нам и было бы желательно проследить все это дело обстоятельно.
— Я оставил люгер приблизительно в полуверсте от того места, где теперь стоит ваш фрегат, — вмешался Рауль, — но его здесь нет, как вы видите.
— Где же он теперь? Вы присягнули говорить правду, свидетель, отвечайте!..
— Я право затрудняюсь, капитан Куф; именно ввиду моей присяги, я по совести не могу вам ответить на этот вопрос. Никто не знает, где в настоящее время находится люгер, кроме тех, кто на нем.
Куф был немного смущен этим ответом, а капитан Лейон иронически улыбался и сам обратился к Итуэлу:
— Вы совершенно верно заметили, что только людям на борту люгера известно, где они находятся; но не скажете ли вы нам, где вы условились найти друг друга, когда сошли с судна, предпринимая ваше смелое путешествие?
— Я протестую против этого вопроса, как противозаконного, — отвечал Итуэл с такой силой и порывистостью, что прокурор вздрогнул, а прочие члены суда переглянулись с удивлением.
Затем, ввиду важности и затруднительности положения, суд удалился для совещания. После того как каждый высказал свое мнение по этому поводу решено было все-таки вторично предложить свидетелю этот вопрос, принимая во внимание его значение для дальнейших действий фрегата. Суд вернулся в комнату, где происходило разбирательство дела, и прокурор снова обратился к Итуэлу:
— Свидетель, суд постановил, что вы обязаны отвечать на этот вопрос. Итак, в каком месте условился Рауль Ивар встретится со своим экипажем?
— Не думаю, чтобы капитан Рауль о чем-нибудь условливался со своим экипажем; я, по крайней мере, не слыхал. Да и не такой человек капитан Рауль. Он решает все один, а другие его слушаются, вот какой человек капитан Рауль.
— Бесполезно его спрашивать, — опять вмешался Рауль. — Я оставил судно здесь, как уже говорил вам, и в случае, если бы подал сигнал, прошлой ночью меня ожидали бы близ скал Сирен, но так как сигнал не был дан и время для него уже прошло, то более чем вероятно, что мой старший лейтенант отправился на другое условленное между нами место, о котором свидетель не знает и которого я, конечно, никогда вам не назову.
Рауль сохранил полное самообладание и твердость, держал себя так спокойно и с таким достоинством, что не мог не внушать к себе невольного уважения. Его ответ сделал бесполезным дальнейший допрос Итуэла, и после нескольких незначительных замечаний со стороны прокурора оставалось только выслушать оправдание подсудимого.
— Господа, — начал Рауль, — я не скрыл от вас своего имени, своей национальности, характера и профессии. Я — француз и ваш враг так же, как и враг Неаполитанского короля; я одинаково истреблял как ваши, так и его суда. Если вы отпустите меня на мой люгер, я примусь опять за прежнее. Все враги Франции — враги Рауля Ивара. Такие достойные моряки, как вы, господа, не могут этого не понять. Я молод, у меня не каменное сердце, и меня не могут не трогать красота, скромность и добродетель другого пола. Я полюбил Джиту Караччиоли и вот уже год как добиваюсь ее согласия выйти за меня замуж. Должен признаться, что она не поощряет меня в этом направлении, но от этого она ничего не теряет в моих глазах. Мы расходимся с ней во взглядах на религию, и я думаю, что, отказав мне в своей руке, она сочла за лучшее удалиться из Арджентаро, чтобы больше не встречаться со мной. Таковы девушки, господа, но мы, как вам должно быть известно, мы не так легко соглашаемся на подобную жертву. Я узнал, куда отправилась Джита, и последовал за ней. Ее красота, как магнит, притягивала мое сердце. Необходимо было войти в Неаполитанский залив и пройти среди неприятельских судов, чтобы разыскать ту, которую я любил; но это совсем не то, что взяться за гнусное ремесло шпионажа. Кто бы из вас, господа, поступил иначе? Я вижу молодых среди вас, они должны сознавать силу красоты; да и другие, более пожилые господа, верно, испытали в свое время подобные страсти, присущие всем людям. Господа, мне больше нечего сказать, вы знаете все остальное. Если вы осудите меня, то осудите как несчастного француза, сердце которого оказалось слишком слабым, но не как подлого и вероломного шпиона.