Блуждающий по вселенным
Шрифт:
Когда теплый халат опять достался мне и я отправился на утренний моцион, то некоторые мысли в голове по нужной теме созрели. Раз уж я притворяюсь художником, то надо воспользоваться поводом остаться наедине и настоять на своем желании заниматься первой конкретной апробацией своих талантов в полном одиночестве. Замечательная идея!
Но, вернувшись в номер, я внутренне опять загрустил. Планы опять корректировались обстоятельствами сильнее рассудка: обнаженная и соблазнительная Мансана в бесстыжей позе лежала на кровати и призывно манила
Как бы не так! Час наших забав прошел, и, уже отдыхая, я сглупил, задав свой вопрос сожалеющим тоном:
– Тебе пора идти на завтрак?
– Ну что ты, мой сахарный! Как я посмею тебя огорчить, оставляя одного? – с нежностью запричитала моя любовница. Она явно радовалась возможности и меня порадовать: – Я ведь тебе обещала подарки, и я твоя! Делай со мной что хочешь!
Что хотела, то и делала она, начав пылко со мной целоваться и потянувшись ручками во все доступные ей места. Пока я интенсивно пытался включить соображаловку, меня выручил определенный, скорее, даже условный стук в дверь.
– Завтрак! – сорвалась с меня Мансана, погасила свет и только после этого приоткрыла дверь. Под аккомпанемент заговорщицкого шушуканья и женского хихиканья она обменялась со Светией столиками на колесиках и вкатила внутрь завтрак на две персоны. Причем довольно обильный завтрак.
Да она что, смерти моей хочет?! Я, конечно, парень выносливый, и у меня ничего до дыр не сотрется и не отвалится, но ведь и делами архиважными надо заниматься. Нет! Пора хватать бразды правления ситуацией в свои руки и выправлять «перекосы на местах».
Пока моя симпатия в темноте катила столик к столу, а потом пробиралась на кровать и с растерянностью ощупывала остывающее место, я уже наполовину оделся и на полную силу включил люмен. А потом беспардонно метнулся к столику.
– О-о! Какая прелесть! – с шумным восторгом принюхивался я к доставленной пище. – Ты меня спасла от голода!
Пришлось красавице вставать и тоже присоединяться к ранней трапезе. И хоть она это делала без единой детали одежды на теле, я вполне умело задавил свои инстинкты самца и стал деловито обрисовывать предстоящие на сегодня планы:
– Значит, так! Обряд сработал, за что тебе отдельное спасибо сейчас и более существенно – чуть позже, когда доберемся до магазинов. А сейчас, – при этом я не забывал за обе щеки уплетать блины и запивать их сметаной, – я срочно вознамерился проверить свои способности и нарисовать первый холст. Для этого попрошу тебя сбегать в магазин и купить подрамник, краски, кисти и все необходимое. А потом я уединяюсь для рисования. По магазинам мы прогуляемся после обеда, так что заранее продумай, какой подарок тебе хочется больше всего.
Горькая пилюля расставания, пусть и короткого, но подслащенная обещанием подарка, все-таки оказалась проглочена, и девушка стала одеваться. Но и она оказалась совсем не так проста, как мне иногда казалось.
– Борей, а разве художники рисуют в таких помещениях? – Она обвела ладошкой мой номер. – Ведь нужен свет дневной, и много.
– Ну да, ну да. А что делать? За неимением оного и так сойдет.
– Но ты бы мог отыскать для своей работы иное помещение, где много света.
– Представляю, во сколько мне это выльется.
– Разве вопрос у тебя упирается только в средства? – последовал коварный вопрос.
– Увы! Они тоже не беспредельны. – Тут я пролетел с поспешным признанием.
– Да-а, подобные комнаты очень дорого стоят.
– Вот видишь!
– Но ты забыл обо мне и о моей семье, – многозначительно заворковала девушка.
– При чем тут твоя семья? – несколько запоздало стал напрягаться я.
– Сейчас одеваемся, и я тебе все покажу! – тоном колдуньи-снегурочки пообещала моя пассия, теперь уже молниеносно завершая свое облачение в одежды. – Поторопись! Не пожалеешь!
Ну вот, опять развитие событий ускользает из-под моего контроля. Придется быть построже и разыграть из себя рассерженного творца, которому бестолковая женщина не дает сосредоточиться на создании шедевра. Благо, что и такие роли в многочисленных спектаклях мне приходилось играть чуть ли не ежедневно.
– Да что это такое! – Я со стуком поставил на стол пустой кувшин из-под сметаны и тщательно вытер рот салфеткой. – Неужели я не могу спокойно порисовать? У меня прямо перед глазами стоит один рисунок, и я чувствую, что его немедленно надо запечатлеть! А ты!.. В такой момент!..
Словно чайка над гнездом, Мансана забегала вокруг меня, боясь притронуться пальчиком.
– Ну чего ты, Борейчик, сердишься? (Ну вот, и тут это классное имя уменьшительным сделала!!!) Я ведь как лучше хочу, поверь! Думала, сюрприз будет, но если хочешь, сразу расскажу. – Я даже подумать не успел, хочу ли, как она стала рассказывать: – Мой прадедушка художником был, и у него под крышей мастерская осталась, самая лучшая и светлая в нашем доме! Ты только увидишь и сразу оттуда выходить не захочешь. И самое главное, там и красок, и кистей, и холстов – тебе на полжизни хватит. А уж какой вид оттуда открывается на столицу, очуметь! Мы туда специально сами ходим, на курган и на порт полюбоваться. Идем, идем, мой сахарный! Ну, чего сидишь?
Вот незадача! И как теперь от этого уникального предложения отказаться? Ведь не поймут, вся семейка Барсов не поймет! И уж точно заподозрят невесть в чем. Злость не проходила, растерянность продолжалась, но что-то ведь отвечать следовало:
– Ненавижу, когда мое имя так коверкают.
– Извини, Борей, это я нечаянно, чисто ласкательно.
– И я настроился работать в номере.
– Да ты только взгляни разок на комнату, не пожалеешь! Все равно время бы потерял: пока я бы краски и кисти с холстом принесла. А там я тебя одного оставлю, и сразу можешь приступать к работе.