Блюгид по Африке

Знаете, как я подумала, уж если я все это видела, это будет свинством и кабанством оставить это в себе, не вывести, не счастливить людей описаниями этих мест. Вот потому и возник такой блюгид. Название этого сборника родилось как попытка привлечь внимание к книге, само собой, а также как использование шанса в который раз заявить о своей принадлежности к обществу поклонников и пособников синего. Понятно, что не обошлось без аллюзий на гид «Мишлен», а также приведен в действие механизм языковой игры.

Надеюсь, вам уже не терпится прочитать эту книгу,

потому что сюда вложены поистине самые драгоценные, отборные воспоминания. Те, что до сих пор трогают колокольчик эмоций (вы можете услышать этот звук при чтении). Часть историй написана прямо по ходу путешествия, другая после возвращения, есть и сухофрукты – которые сначала отлежались в памяти, а потом вышли в слова. Но каждое из этих путешествий имеет отдельный домик в сердце, и когда в большой жизни что-то грюкает и накернивается, я ухожу мыслями в одну из моих элитных внутренних вилл воспоминаний. Буду рада, если и вы заглянете.

Я переехала в Мозамбик 15 марта 2007 года. По дороге, в Париже, у меня зажевало машинкой два посадочных билета, так что на последний рейс билета уже не было, по поводу чего у нас была небольшая интеракция с представителем авиакомпании в лифте. «Сто долларов и поцелуй». Что, простите? Это был мой первый полет в жизни, и я была несколько удивлена тому, как именно происходит воздушное сообщение. О том, что электронный билет есть в системе я, конечно, не знала поэтому, краснея лицом и трепеща пальцами, отдала аккурат последние деньги и немного чести (но это было в щеку!), после чего взошла-таки на самолет до Мапуту.

Первый шаг в новый город – это всегда тон и музыка ваших будущих отношений, и для меня это был жар, тепло, которое навалилось сразу всем своим телом, и ты немного растерялся, потому что такого тепла – такого именно громоздкого тепла – никогда в своей жизни не чувствовал. Во всех смыслах, понимаете. Мы росли в холодных историях, с сильным лимитом нежности, родители наши обогревались спорами, деды – войнами, а прадеды граничили с революцией с разных сторон, кто-то с горячей, кто-то с холодной, но без сохранения способности греть других людей. Мапуту как-то так навалился, как обнял, и я сразу почувствовала, что влипла всем сердцем. И что теперь я буду танцевать – только эти дурацкие туфли сниму.

Вид мой был максимально нелепым для Африки – шелковая блузка с вышитыми цветами, брюки-разлетайки и – да, тонкая примета русских путешественников – туфли на каблуке. Я готовилась к свиданию, но привезла с собой маленький театрик себя собой. И кроме того, пивоварню. Что?! Да, я начиталась страшилок о необеспеченности Мозамбика основными благами цивилизации и тащила домашний заводик по переработке хмеля. Летела я по вымышленному паспорту моряка, который сделал мне наморадо (namorado, возлюбленный). А вот и он. Подойдя к нам с пивоварней, он долго смеялся над этим перфомансом, после чего сильно сжал меня в руках, и на это мгновение я ангельски засияла всеми сияльнями и заново обрела утраченный в лифте кусочек чести.

По дороге до посольства, где нам предстояло обосноваться, я видела за окном бетонные трущобы, домики, из которых выбегали босоногие дети, выкатывались женщины с большими мисками бананов на головах, выходили худосочные, сияющие зубами мужчины, с лицами несветских повес. Жизнь кипела в бараках, а на меня продолжал наваливаться из окна этот африканский воздух, запах печеной картошки, огня и земли. Карл Лагерфельд, сделайте, пожалуйста, такие духи.

Дальше мне сразу вспоминается взрыв, хотя, согласно энциклопедии, он произойдет только через неделю. Мы валялись на нашем матрасе на полу, что-то живо обсуждая, беседовали, как вдруг раздался оглушительный звук, все дребезжало, звенело, грюкало, где-то вдалеке раздавались раскаты грома. Наморадо позвонил кому-то, после чего мы взяли паспорта, спустились до этажа ноль (так по-португальски обозначается первый) и быстро загрузились в машину. Мы приехали в кафе на берегу океана, взяли по большому мороженому с разными начинками и ели его, слушая отдаленные гулкие удары – громовые удары на оружейном складе, где рвались боеприпасы, детонируя один от другого, и откуда вылетали ракеты, разрываясь в домах на расстоянии десятков километров. Посольских эвакуировали в бомбоубежище, но наморадо рассудил, что ничего дурного не выйдет, если вместо этого мы поедем в желателию в саду влюбленных, и именно так и произошло. Мы спокойно пересидели взрывы, и даже посмотрели скульптуры влюбленных, часть из которых повторили.

Вечером мы поехали в ресторан Waterfront, где встретились с другом наморадо – Максом, который был похож манерами на юного немца в конце 30-х, он то и дело вытягивал руку и говорил лозунгами, но в целом был занятным парнем. Ресторан был с бассейном, где мы будем не единожды плавать, но в тот первый вечер я не могла надышаться морем. Море в темноте со всеми этими качающими лодочками представлялось мне как одна большая смелая и невероятная сказка. Почему другие об этом не знают?

Ночь полыхала африканской чернотой, огнями кораблей на ниточке горизонта, пятнами взлетающих самолетов и самой атмосферой безукоризненного дикого непривычно теплого в темноте драйва, которым люди обменивались в барах, ресторанах, на заправках, на улицах, во дворах, который питал, как светом, эти черные-черные ночи, в которых был один сплошной танец.

Мы стояли у гавани за столом, ели маленьких зажаренных кальмаров, похожих на осьминожиков, смотрели на экране регби и были обняты всем этим, мы были в тепле – в том самом смысле, что закладывает мать, прижимая ребенка к груди. Мы были обняты Африкой, убаюканы ею, и выхватывали из каждого момента жизни питательную энергию, чтобы танцевать внутри.

Вечером я впервые увидела, как это происходит: на заправку приехало несколько машин, они открыли двери, включили одну и ту же песню (для создания стерео) и получился танцпол, дикий, дерзкий, живой. Нарядные африканцы в блестящих костюмах выделывали с телами самые невероятные вещи. Наморадо принес мне апельсины вместо цветов, и мы начали бросаться ими в людей с интенцией, что три часа ночи и не хотят ли они сделать потише. «Апельсиновая просьба» сработала, и под утро нам удалось, наконец, уснуть. Первые дни я засыпала с неизменной улыбкой – мне казалось, что тут точно снимают какое-то кино, не может же жизнь быть такой насыщенной, яркой, вивидной и совершенно непредсказуемой. Может, да. Если ты в Африке.