Блюз мертвых птиц
Шрифт:
— А вот и Пьер Дюпре собственной персоной, — сказала она.
Желтый, как канарейка, «Хаммер» с огромной хромированной решеткой радиатора подъехал к дому. Через затемненные окна я видел, как водитель говорит с кем-то по мобильному и играет с чем-то на приборной панели. Я вышел из-под навеса и подошел к окну со стороны водителя. У Пьера Дюпре были густые черные волосы, блестевшие, как воронье крыло. Ростом он был не ниже двух метров, и лицо его было бы красивым, если бы не размер зубов. Они были слишком крупны для его рта и в комбинации с его габаритами создавали впечатление, что, несмотря на костюмы, сшитые по специальному заказу, и хорошие манеры, его тело едва сдерживало скрытые физические аппетиты, энергию и порывы, о которых остальные
— Простите, что разминулся с вами ранее, мистер Робишо, — сказал он через окно.
— Заходите, — ответил я.
Дюпре бросил в рот мятный леденец и обратился ко мне:
— Я опаздываю, но хотел бы поговорить о мистере Перселе. Он звонил мне в офис дважды в отношении какой-то расписки. В сообщении он сказал, что она была в сейфе, унаследованном мною от предыдущего арендатора здания и теперь, соответственно, принадлежащем мне. Я избавился от того сейфа много лет назад. Просто хотел сказать об этом мистеру Перселу.
— Ну так скажите.
— Я пытался, но он не отвечает на мои звонки. Мне пора возвращаться в Новый Орлеан. Вы передадите ему?
— Вы знаете парня по имени Бикс Голайтли?
— Нет, но что за имечко!
— А как насчет Вейлона Граймза или Фрэнки Джиакано?
— Все в Новом Орлеане помнят семью Джиакано. Ни с кем из них я лично знаком не был. Мне действительно пора бежать, мистер Робишо. Заезжайте как-нибудь на плантацию в Жеанеретт или ко мне домой в Гарден-Дистрикт. Захватите с собой Алафер, был бы очень рад снова увидеть ее. Она все еще пишет?
На последнем предложении он завел двигатель и сдал задним ходом на улицу, улыбаясь, словно его действительно интересовал мой ответ. Он проехал мимо «Шэдоус» и нырнул в деловой квартал.
Я попытался оценить то, что только что произошло. Человек, сказавший, что хочет передать сообщение, заезжал ко мне домой ранее, но не удосужился навестить меня в офисе, хотя знал, что именно там меня можно было найти. Затем он вернулся к моему дому, передал сообщение, не переставая говорить о том, что у него совсем нет на это времени. А после этого уехал, не сообщив ничего существенного, кроме того, что ему принадлежат два дорогих дома, куда нас пригласили без назначения официальной даты визита.
Я решил, что Пьеру Дюпре действительно место в рекламном бизнесе.
Хелен Суле позвонила мне домой утром в субботу.
— У нас поплавок обнаружился в округе Святой Марии, — сообщила она.
— Убийство? — спросил я.
— Пока не знаю. Старею я что-то для этой работы. В любом случае, ты мне там нужен.
— Может, пусть ребята из Святой Марии этим займутся?
— Один из помощников шерифа опознал жертву, это Блу Мелтон, сестра Ти Джоли.
— Блу утонула?
— Не исключено, что она замерзла до смерти.
— Что?!
— Блу Мелтон плавала в болоте в огромном куске льда. Температура воды минус 21 градус. Помощник шерифа сказал, что ее глаза были открыты, как будто она пыталась что-то сказать. Я заеду за тобой через десять минут.
Поездка на заболоченную южную оконечность округа Святой Марии заняла не много времени, но географическое расстояние между округом Святой Марии и прочими округами было не сравнимо с исторической дистанцией между этим местом и двадцать первым веком. Округ всегда был известен как некое феодальное владение, принадлежащее и управляемое одной семьей с огромным состоянием и политической властью. Плантации сахарного тростника и заводы по его переработке здесь были самыми производительными во всем штате, а предложение черной и бедной белой рабочей силы ассоциировалось скорее с довоенной экономикой и менталитетом. Нефтяные и газовые скважины, пробуренные на болотах, продолжали приносить столь неожиданный доход, и это, казалось, было подарком некой божественной силы, хотя его получатели и не страдали христианскими порывами поделиться богатством с ближними. Неимущие жили в казенных домах, думая и поступая
Мы ехали в патрульной машине Хелен по двухполосному шоссе среди затопленных эвкалиптов, ив и кипарисов, в окружении солнечных зайчиков, пробивающихся сквозь навес из деревьев и танцующих на воде, черной в тени и затянутой тонкой пленкой морских водорослей, напоминающих зеленые кружева. Дорога неожиданно закончилась на небольшом мысе на запятнанном нефтью пляже у неглубокой соленой бухты, продолжающей Мексиканский залив. Шериф округа Святой Марии, два его помощника, эксперт-криминалист, патологоанатом и два санитара уже были на месте. Они стояли полукругом с пустым выражением лица людей, которые только что поняли, что их профессиональная подготовка и опыт, возможно, здесь бесполезны. Они одновременно подняли на нас взгляд, словно выпивохи, допоздна засидевшиеся в баре и посматривающие на дверь при каждом ее открытии, как будто входящий может изменить безысходность, пронизывающую всю их жизнь.
Шериф округа Святой Марии не был плохим человеком, но и хорошим я бы его не назвал. Он был худ, высок, носил ковбойские сапоги, одежду, чем-то напоминавшую вестерны, и ковбойскую шляпу с короткими полями. Он производил впечатление законника из гораздо более простых времен. При этом в глазах шерифа всегда была видна тень осторожности, особенно когда кто-то спрашивал или просил его о чем-то, в чем могли быть замешаны имена людей, которым он служил и боялся до одури. И, безусловно, в круг лиц, которых он откровенно не любил, была Хелен Суле — может, потому, что она лесбиянка, а может, потому, что она — женщина на руководящей должности. Было заметно, что он несколько раз порезался, когда брился в спешке, и я подозревал, что обнаружение тела Блу Мелтон серьезно подпортило ему выходной день. Шерифа звали Сесил Барбур.
— Спасибо за то, что связались с нами, — сказала Хелен.
— Не стоит благодарности, это не я связался с вами. Это сделал мой помощник, причем без моего ведома, — процедил Барбур. Помощник невинно всматривался в залив, сложив руки на груди.
— Этого я не знала, — ответила Хелен.
— Мой помощник — родственник ее дедушки, и говорит, что детектив Робишо наводил о ней справки. Вот почему он связался с вами, — пояснил Барбур. — Загляните в лед. Это Блу Мелтон, детектив Робишо?
— Да, сэр, это она, — ответил я. — Быть может, хотя бы прикрыть ее тело?
— Зачем это? — спросил Барбур.
— Затем, что она раздета и так уязвима в своей смерти, как не должен быть ни один человек, — ответил я.
— Нам придется ее разморозить, прежде чем увозить. Возражения будут? — спросил шериф.
— Это ваш округ, — ответил я.
Я отошел к кромке воды и вгляделся в южный горизонт, повернувшись спиной к шерифу. Я не хотел, чтобы он видел выражение моего лица или прочел мысли, которые, вероятно, выдавали мои глаза. Шумел прилив, и мертвый коричневый пеликан, символ штата Луизиана, перекатывался в пенистой жиже, покрытый нефтью. Я чувствовал, как самопроизвольно сжимается и разжимается правая рука. Я поднял камешек и швырнул его в воду. Во рту у меня пересохло, как будто бы я только что проснулся после славной попойки, сердце выпрыгивало из груди, а шум ветра казался громче, чем всегда, напоминая многократно усиленный гул в морской раковине. Я обернулся и посмотрел на Барбура. Он переключил внимание обратно на тело Блу Мелтон. Девушка была заморожена в глыбе льда размером с ванну. Соленая вода, солнце и тепло, сохранившееся в песке, растопили глыбу до размера не больше обувного шкафчика. Ее золотые волосы, синие глаза, маленькие груди и соски покоились под слоем не толще дюйма морозного стекла. Пепел с дымящейся сигареты шерифа падал прямо на лед.