Блюз мертвых птиц
Шрифт:
Она вытерла дубинку о его галстук и положила ее в сумочку, затем водрузила на нос очки, повязала платок на голову, вышла через боковой вход и пересекла улицу на пути к «Кадиллаку». Улица была во власти мягкого моросящего дождя, и розовый неоновый свет, пробивающийся сквозь окна ресторана, напомнил о сладкой вате, которую ей однажды купила мать в Кони-Айленде.
Клет Персел провел большую часть дня на лежаке под дубом у коттеджа в своих багровых боксерских штанах по колено. Компанию ему составили кулер, полный льда, зарытое в него импортное пиво пяти разных марок и свиной ростбиф, лениво крутящийся на гриле,
Даже когда дождь начал барабанить по листьям над головой, он не мог заставить себя поднять задницу с лежака и отправиться внутрь дома. А потому он решил переждать дождь под деревьями, слушая, как капли дождя шипят на гриле, окутывая его клубами дыма под аккомпанемент гудков тягача на канале.
Затем он увидел, как его «Кадиллак» поворачивает с Ист-Мейн, подпрыгивая на кочках подъездной аллеи, и наконец паркуется у его коттеджа. Клет бросил пустую бутылку на траву и, покачиваясь, встал, стараясь остановить хоровод деревьев и крыш перед глазами. Гретхен вышла из машины, заперла ее и повесила свою сумку на плечо.
— У меня к тебе разговор, — холодно сказал он.
— О чем это?
— Ну, если не считать того, что ты сперла мою машину, дубинку и девятимиллиметровый, у нас просто никаких проблем.
— У тебя для дезинфекции есть что-нибудь?
— За унитазом. Зачем тебе?
— Навести чистоту. Что на ужин?
— Я тебе не верю.
— Заходи внутрь, дождь же идет, — посоветовала Гретхен, — ты опять напиваешься?
Она оставила дверь коттеджа открытой. Когда он зашел, девушка чистила его дубинку средством для дезинфекции и натирала рукоятку бумажными полотенцами.
— Может, расскажешь, куда ты смылась на моей машине? — спросил Персел.
— В Новый Орлеан. Поболтала с Пьером Дюпре и парой его приятелей. Алафер Робишо не звонила?
— Алафер? Она-то здесь при чем?
— Ни при чем. Она собиралась скачать побольше информации о кинематографических школах. Я хочу снимать фильмы. Я не хочу их писать или там играть в них, я просто хочу их делать.
— Что случилось с Дюпре и теми парнями?
— Я из них выбила все дерьмо. А ты как думал?
— Где?
— В одной забегаловке в Сент-Чарльзе. Не делай из мухи слона, они это заслужили.
— Ты просто вошла, в одиночку отмудохала троих мужиков, и ушла?
— Да, так все и было. Хотя нет. Произошло еще кое-что. Дюпре назвал меня жидовкой. Но ведь его дед еврей, с чего же он использует такие антисемитские выражения?
— Вопрос не в этом.
— В этом ты прав. Вопрос в том, что тебе нужен кто-то, чтобы за тобой присматривать.
— Дубасить мужа клиента — это не слишком-то заботливо.
— Я бы не назвала Варину Лебуф клиентом. Вот
— Не заводить тебя?
Гретхен принялась расчесываться:
— Клет, может, ты о чем-то умалчиваешь?
— О чем? Я не имею ни малейшего представления о том, что происходит у тебя в голове. Это все равно что беседовать с ураганом.
— Что бы ты там ни скрывал, я все равно вижу нечто странное в твоих глазах тогда, когда ты думаешь, что я смотрю в другую сторону.
— Ты мне нравишься по-особенному, вот и все. У нас много общего.
— По-особенному? Это что, «по-извращенски» на языке суахили? Ты что, страдаешь от чувства вины после Вьетнама и пытаешься загладить ее об меня? Если это так, то мне это не нравится.
— Я не хочу, чтобы ты пострадала. Ты гонялась за этими парнями из-за меня. Гретхен, тебе нужно более осторожно выбирать поле боя. Отныне эти парни знают, где ты, а вот ты не знаешь, где они. Нельзя попросту разгуливать без маскировки, когда твой враг в камуфляже устраивает на тебя угловую засаду. Ты знаешь, что такое угловая засада? Это мясорубка. У нас во Вьетнаме была поговорка, мы на все говорили «Это Вьетнам». Как будто там правила были иными, и что бы ты ни сделал, это не имело значения. Правда в том, что весь мир это один большой Вьетнам. Ты либо включаешь голову, прикрываешь тылы и контролируешь себя, либо отправляешься в мясорубку.
— Интересно, какой на Марсе почтовый индекс?
— К чему это ты?
— Потому что у тебя должен быть такой же.
Клет сел на кровать и уперся взглядом в узоры на ковре. Его кожа была покрыта бусинками дождя, мокрые волосы прилипли к черепу.
— Те два парня с Дюпре, они пытались тебя уделать?
— Они явно не из мира искусства.
— И ты отмутузила всех троих? Одной простой дубинкой? И даже не доставала ствол?
— Не пришлось. Они любители, которые упали носом в собственное дерьмо.
— Каким образом?
— Они смеялись надо мной потому, что я женщина, понятия не имея, кто я такая. Они ничего не смыслят в людях, их место на помойке.
— Они будут на тебя охотиться.
— Флаг им в руки.
— Я принесу ростбиф и приготовлю тебе сэндвич. Никогда больше не угоняй мою машину и не трогай мое барахло.
— Как скажешь, — ответила Гретхен.
Сидя на прямом стуле, она потерла глаза и уныло выглянула из окна на дождь, поливающий кроны деревьев.
— Алафер рассказала мне о музыкальном ревю 40-х годов, которое должно состояться здесь в декабре. Я подумываю снять об этом документалку. Для начала же нормально? Может, я смогу воспользоваться этим, чтобы попасть в кинематографическую школу.
Персел попытался вернуть разговор в русло текущих проблем, но потом махнул рукой:
— Я ничего не смыслю в университетах.
— Я просто так спросила. Я редко к кому обращаюсь за советом. Мать постоянно пропадала в вытрезвителях. Я перестала звонить ей около года назад. Как думаешь, во мне что-то есть? Я имею в виду талант или мозги, что-то в этом роде. Ты знаешь много такого об истории, бизнесе и военном деле, чего и представить не могут выпускники колледжей. Как думаешь, кто-то вроде меня сможет найти себе место под солнцем в Голливуде?