Блюз мертвых птиц
Шрифт:
— Так что насчет нефтяника?
— Я видел его раньше. На записи Варины Лебуф, ответил он. — Закончив ее пялить, он сразу кинулся причесываться, голышом. При этом смотрел прямо в камеру. На ум сразу приходят два слова: «нарцисс» и «мешок дерьма». Может, стоит его навестить?
Глава 21
Я позвонил в полицейское управление и договорился поставить перед своим домом полицейский автомобиль — в одни часы с патрулем, в другие без. Время от времени машину должна была сменять другая, припаркованная неподалеку. Таким образом, любой человек, наблюдающий
Затем я отправился в «Винн-Дикси», нашел Молли и Алафер и отвез их домой. Мы втроем сели на кухне, и я пересказал им всю нашу беседу с Клетом Перселом. Алафер начала срочно проверять почту, которая, по-видимому, была для нее важнее нашего разговора. Молли открыла банку с кошачьей едой, принесла Снаггса и Треножку, покормила их на газете, затем налила миску воды и поставила рядом с едой. Хвост Снаггса ни на минуту не останавливался все время, пока они с Треножкой ели.
— Клету очень жаль, что все так, и мне тоже, — сказал я.
— Клет — ходячие неприятности, и он никогда не изменится. Вопрос в том, что нам теперь делать, — сказала Молли, — ты уже говорил с Хелен?
— Пока нет, — ответил я.
— А когда собираешься?
— Завтра утром.
— Не вини себя, Дэйв. Ты думал, что помогаешь Клету. Пришло время ему отвечать за свои поступки.
— Думаю, у него не было особых альтернатив.
— У Хелен наверняка будет что сказать на эту тему, — заметила Молли.
Я не хотел даже думать о предстоящем разговоре с Хелен Суле. Она с крайней терпимостью относилась ко мне и Клету, а теперь мне предстояло рассказать ей о том, что дочери Клета приказали убить старшего детектива по расследованию убийств из ее управления, причем вместе с семьей.
— Кто-то думает, что мы с Клетом владеем некой информацией, которой у нас на самом деле нет, — произнес я, — и я не уверен в том, что нас заказали из мести или что заказ исходит от семейки Дюпре или Варины Лебуф. Я думаю, что мы никогда не встречали людей, стоящих за этим.
— Гретхен старалась сорваться со своего поводка, — сказала Алафер. Мы с Молли посмотрели на нее. — А теперь те, на кого она работает, пытаются избавиться от нее. И пока что используют ее для того, чтобы создать максимум неприятностей для Клета и Дэйва и заставить нас всех бегать кругами.
— Кто же это?
— Кто-то, кто может потерять большие деньги, — ответила дочь.
Вот как бывает, когда твой ребенок оканчивает университет со степенью в области криминалистической психологии.
— Помнишь, что изначально сказала тебе Ти Джоли? — спросила Алафер. Она сообщила, что знает опасных людей, которые обсуждают центраторы.
— Да, их используют в установке бурильного молотка на буровом станке. Все это знают, — ответил я. — Они фигурируют как часть исков, поданных против двух или трех компаний, ответственных за выброс нефти.
— Я думаю, что все здесь сводится к нефти, абсолютно все, — сделала вывод Алафер.
Умница дочка.
— Они недооценивают Гретхен Хоровитц, — продолжила она, — не того человека они выбрали себе во враги.
— Не подпускайте Гретхен Хоровитц на пушечный выстрел к моему дому, — прошептала Молли, — если я ее увижу, я выдеру ей все волосы. И пожалуйста, передайте ей это от меня.
На этом
Кроны деревьев потемнели, и электрические фонари в парке бросали отблески на поверхность канала, полного глины и поломанных веток. В тишине я слышал далекую перекличку гусей и чувствовал запах нефти. Ветер вдруг подул с севера, принеся с собой холод, которого не было еще буквально несколько минут назад.
Я отправился к Клету в мотель. Навороченного пикапа Гретхен там не было, и я обрадовался, что мне не придется с ней видеться. Ее детство было поистине ужасным, но то же самое можно сказать и о многих других людях, которые не стали впоследствии наемными убийцами. К подобному выводу о человеческом поведении рано или поздно приходит практически каждый сотрудник правоохранительных органов, хотя причины, стоящие за этим, абсолютно прагматичны. Если полицейский начнет воспринимать вопросы морали как нечто относительное, значит, ему нужно сменить работу. Мы отправляем за решетку худосочных восемнадцатилетних пацанов, бросая их на произвол судьбы. Иными словами, заслуживает ли подобный мальчишка того, чтобы его бросал на колени в душевой и заставлял поднимать мыло любой оголодавший членоносец? А был ли у этого парня выбор? Относятся ли к нему в системе так же, как относились бы к богатенькому сыночку? В действительности ли система служит всем и обращается со всеми одинаково? Поверит ли в это хоть кто-нибудь в здравом уме?
Мне доводилось присутствовать при смертной казни пяти человек: троих на электрическом стуле, двоих путем инъекции. Я не называл их заключенными или убийцами. Когда смотришь, как они умирают, они становятся людьми. Возможно, они заслуживают даже еще более жестокую судьбу, чем ту, что ты наблюдаешь. Но когда ты видишь, как все происходит перед тобой, когда чувствуешь вонь их одежды и замечаешь неподдельный страх в их глазах, когда видишь их побледневшую за время заключения кожу и незащищенность их наголо выбритых затылков, они становятся людьми, не столь уж и отличающимися от тебя или меня, если только что-то внутри нас уже не умерло и не превратило нас в тех, кем мы никогда не хотели быть.
Что я пытаюсь сказать? Где-то глубоко внутри я верил в обоснованность желания Клета защитить свою дочь, ведь упади игральные кости иначе, и я мог быть таким же, как она.
Персел открыл дверь, держа в руках сэндвич с сыром, салатом и помидором, его рот был полон, словно он запихнул туда бейсбольный мяч.
— А что тот британец делал в Лафайетте? — спросил я с ходу.
— Рассказывал людям о том, что нефть на вкус как шоколадный сироп, — ответил Клет.
Я зашел в коттедж и сел. У меня было такое ощущение, будто за последний час я постарел лет на десять.
— А где Гретхен?
— Если хочешь, обыщи дом.
— Это еще что за ответ?
— Я тут кое о чем помозговал, сообщил Клет. Я сделаю все, что нужно, чтобы защитить ее, но не исключено, что уже слишком поздно. Может быть, она уже пострадала сверх меры, да и я, пожалуй, тоже. Это, кстати, относится и к тебе, кореш. Да, ты трезв, но в тебе гораздо больше моего, чем ты готов признать. Мы везде не к месту, и все это знают, кроме нас самих. Может, не нужно нам было выживать тогда, в перестрелке у канала.