Блюз мертвых птиц
Шрифт:
Я поставил локти на стол и положил голову себе на ладони. Мне показалось, что что-то перерубило мой зрительный нерв, и я не мог толком рассмотреть Клета и комнату.
— У кого играет эта песня?
— Какая песня? — ответил он.
— Это Джимми Клэнтон, «Это просто сон». Ты что, не слышишь?
— Нет, все, что я слышу — это понтон, углубляющий дно канала. У тебя что, галлюцинации?
Варине Лебуф хорошо удавалось все, за что она бралась, будь то любовь, война или обман. Никого из ее кавалеров нельзя было назвать
— Ты должен мне помочь, — ее голос был напряжен до упора, — я знаю, что это звучит чудовищно, но я также знаю, что ты умеешь прощать и никогда не отвернешься от человека, которому искренне требуется твоя помощь и понимание.
Я лихорадочно пытался найти, что ей ответить.
— Алло, ты там? — спросила Варина.
— Да, я здесь, и уже весьма поздно, — ответил я.
— Мой отец напился и твердит, что это ты отправил девку Хоровитц к нам в дом. Он говорит, что видел, как она парковалась неподалеку сегодня после обеда.
— С чего мне подсылать Гретхен Хоровитц к вашему дому?
— Мой отец ведет себя все более и более иррационально. Он терпеть тебя не может, потому что ты образован и получал повышения по службе в полиции, а, по его мнению, все это должно было достаться ему. Он считает, что ты с той чернокожей полицейской специально унизили его перед коллегами.
— А сейчас он где?
— Не знаю. У него пистолет. Я не хочу, чтобы он пострадал. Он назвал тебя любителем ниггеров и ушел. Я боюсь, что он может сделать что-то плохое.
— Позвони в «911» и сообщи об этом.
— Дэйв, если он отправится к той чернокожей полицейской, кто-нибудь из них умрет.
— Если честно, мне плевать, что произойдет с твоим отцом, Варина. Он невежественный, глупый человек, расист и любитель наехать, он развлекался тем, что домогался негритянок, а потом сажал их в тюрьму и избивал их мужей. Его грех — не в его невежественности или глупости, а в том, что он сознательно остается непробиваемым дураком. Я кладу трубку, а потому звони-ка ты лучше в «911». И вычеркни мой номер из своей записной книжки.
— Мой отец — больной старик. Да что с тобой такое, в конце концов?
— Со мной все в порядке. Спасибо, что спросила.
Моя рука с трубкой телефона уже зависла над аппаратом, когда я вновь услышал ее голос, на этот раз громче, как будто ее намерения, какими бы они ни были, резко изменили направление, и она перешла на повышенную передачу:
— Клет Персел предал мое доверие и украл кое-что из моего дома и из моей квартиры. Я думаю, ты знаешь, о чем я говорю.
Я вновь поднес трубку к уху.
— Клет вовсе не всегда мне исповедуется.
— Не ври. У меня были некоторые видеозаписи, и это не предмет для гордости. Но я никогда не использовала это против кого-либо. Было двое мужчин, пытавшихся вымогать у меня деньги. Один
— Ты послала кого-то взломать офис Клета.
— Что за глупости?
— У твоего отца на брелоке для ключей рыба-пила. Я думаю, что этот брелок дал ему Алексис Дюпре. Я также думаю, что Алексис Дюпре — нацистский военный преступник, а твой отец восхищается им и видит в нем родственную душу. Только Джессе Лебуф наконец-то понял, что в глазах Дюпре он не более чем шестерка. Где Ти Джоли Мелтон, Варина? Зачем вам нужно было убивать Блу?
— Дэйв, я бы разозлилась, но, если говорить объективно, ты даже этого не стоишь. Боже мой, и что я в тебе находила?
Я позвонил Клету в шесть утра, разбудив его.
— Где Гретхен? — спросил я.
— Думаю, она улетела в Майами, — ответил он.
— Варина Лебуф говорит, что ее отец видел Гретхен вчера в Сайпермор-Пойнт.
— Это не исключено.
— Что она задумала, Клет?
— Она хочет найти свою мать.
— Сегодня утром я собираюсь поговорить о ней с Хелен.
Я слышал, как он тяжело вздохнул:
— А никакого другого способа решить этот вопрос нет? — наконец выдавил он.
— Нет.
— Один мой знакомый частный детектив в Лафайетте нашел британского нефтяника. Его зовут Хьюбер Доннели. Он и Ламонт Вулси остановились в мотеле на Пинхук Роуд в Лафайетте.
— Я позвоню тебе, как только поговорю с Хелен.
— Что бы ни произошло, Гретхен остается моей дочерью.
— Я не знаю, как мне на это реагировать.
— Как хочешь, — ответил он и повесил трубку.
Мы с Молли завтракали на кухне, а Алафер в своей спальне работала над новым романом. Окна были распахнуты, утро было прохладным и свежим, воздух пах черноземом и ночной прохладой, а в тени начинали распускаться цветы. Я слышал, как Алафер печатает на старой машинке «Смит Корона», которую я подарил ей на восьмилетие. Моя дочь очень странно писала свои книги, я этого никак не мог понять. Она просыпалась посреди ночи и писала от руки в тетради, утром перепечатывала все на «Смит Короне», а затем заново набирала текст на компьютере. Когда я спросил ее, зачем она это делает, она ответила: «Текст для меня плох до тех пор, пока я не уверена в том, что каждая точка и запятая находятся на своем месте и что ни одно из использованных мною слов нельзя выкинуть».
— Кто звонил вчера вечером? — спросила Молли.
— Варина Лебуф. Сказала, что ее отец напился и отправился меня искать. Я не принял ее всерьез. Вся эта компания на плантации «Кру ду Суд» напоминает мне клубок гадюк. Их схемы, какими бы они ни были, разваливаются на глазах, и Варина пытается спасти свою шкуру.
— А с чего ее отцу на тебя охотиться?
— Много лет назад кто-то научил его ненавидеть себя и обвинять в своих неудачах людей другой расы и всех, несогласных с ним… Какое хорошее утро. Давай не будем говорить об этих людях?