Бобры в погоне за сокровищами
Шрифт:
– Не знаю как ты, а я хочу спать. К тому же недалеко находится небольшая бобровая деревенька, вон она в той долине виднеется. Можно там заночевать, а утром в путь дорогу. Да и погода начинает портиться, парит как при сорокаградусной жаре. Как говорится: «Утро вечера мудренее». Да и как мы поднимемся к ним на деревья? Беличья страна ведь даже прозвище получила «Страна табличек и веревочных лестниц».
– До той деревеньки тоже идти километра четыре посуху. Не забывай, мы ведь стоим на холме, и поэтому нам кажется, что все как на ладони. Да и у белок уже давно есть такая инновация для иностранцев, называется Автоматическая Самоподнимающаяся Веревочная Лестница – АСВЛ7! Так что насчет этого переживать не стоит. А раз мы начали, как я вижу, конкурс «Бобровая мудрость», то и я скажу
Толстобрюху надавили на его больной мозоль, ведь именно эту поговорку всегда приговаривал его отец, когда он ленился нанести щепок или убрать ветки и другой нанесенный мусор на пороге его родной хатки. И подумав немного, он сонно и без лишних слов согласился с Ушиком. Они перешли станцию, и по небольшой дороге вокруг деревни направились к границе.
Глава 3
Уже час наши друзья шли по засыпанной березовыми листками пустынной дороге. Она была совершенно однообразной, так как бобровые хатки и плотины остались позади, вокруг дороги рос однообразный дубовый лес, а единственными прохожими были местные работники – плотники, основной задачей которых было умерщвление местной флоры во благо «Большой бобровой индустриальной машины». Один раз мимо них пробежало четыре пограничника, в бравой зеленовато-серой форме, с теми же щепкострелами наперевес, которых так боялся Толстобрюх. Ушик, который на негласных выборах был выбран проводником, хотя особых картографических способностей у него ранее не наблюдалось, угрюмо остановился под деревом и сказал:
– Ничего не понимаю. Мы же вроде шли по правильному пути, а приграничного канала до сих пор не видно. Может, конечно, эту карту рисовали зайцы, и вместо того, чтобы нарисовать нормальные дороги, они нарисовали маршруты своих петляющих дорожек, по которым они спасались от какого-нибудь лиса-разбойника. Даже не знаю…
Пока Ушик клял издателей этой карты, Толстобрюх лег неподалеку от дерева и попытался быстро забыться и заснуть, и видимо хотел пробыть в таком состоянии всю ночь, как вдруг неведомо откуда прямо с неба на его черный нос упала огромная капля начинающегося дождя. Толстобрюх, кроме тряски в бревноходе, еще страшно не любил дождь, потому что во время ливня все бобровые дороги превращались в вязкую трясину, и тогда ноги Толстобрюха ощущали примерно то же, что ощущают гусеницы танка, когда тот застревает в трясинах. Сон Толстобрюха вмиг испарился, а сам он, кряхтя и ругаясь, медленно поднялся с земли и сказал:
– Иногда мне кажется, что на тучах сидят какие–то невидимые корректировщики стрельбы и направляют капли именно на ваш нос или усы. Ушик ты, кажется, хотел, добраться до беличьего поселка за два часа, верно ведь? Но боюсь, что мы туда не доберемся и до утра.
Ушик, погруженный в нелегкие размышления, совсем не заметил дождя, который в очередной раз заставил Толстобрюха бурчать, а потому недовольно сказал:
– Что-то ты сегодня, ну уж и впрямь слишком пессимистичен. Видишь, вон там какая-то тропинка между деревьями петляет? Может быть, именно она приведет нас к долгожданной границе. К тому же там что-то блестит во тьме, и наверняка это и есть та самая река, а значит, эта дорога должна нас вывести к плотине. Во всяком случае, мы можем сходить туда и осмотреть все побережье. Когда мы здесь строили плотину, речка эта была довольно большой и ровной, а значит, мы легко увидим плотину имени Твердозуба Быстрого, по которой и пролегает наша дорога.
Толстобрюх понял, что на Ушика напал приступ упрямства и что попытаться отговорить его бесполезно. А потому он, кряхтя, встал и потащился с тележкой вслед за своим другом.
Ушик действительно видел отблески реки. Однако эта дорожка, на беду путешественников, оказалась тропинкой лесорубов. Поэтому вместо того, чтобы вывести наших друзей по прямой к реке, она очень долго петляла вокруг массивов обрубленных и целых деревьев, и наши друзья, спотыкаясь об пеньки и рискуя в любой момент сломать колеса тележки, целый час продирались через поредевшие лесные заросли. Когда до берега оставалось буквально сто метров, ливень, который так долго медлил, все же начался, и наши друзья уже через минуту чуть не утонули в вязкой грязи. Но настоящее разочарование ждало их впереди. Когда Ушик с Толстобрюхом подошли к берегу, то из уст обоих в одночасье послышалось: «Черт бы побрал мой хвост!», а сами наши несчастные путешественники застыли в растерянности. С этого места было прекрасно видно, что мост находится буквально в полсотни метров от того места, где они свернули на тропинку, а если бы они не свернули, то идти бы им оставалось буквально минуты три. Толстобрюх раздосадовано сказал:
– Ну вот, что значит проявлять самодеятельность. Вместо того чтобы идти по протоптанной дороге, мы должны были не верить карте и думать, что ее рисовали зайцы! Посмотреть на плотину ему захотелось! Я же говорил, что надо было пойти в ту деревеньку недалеко от вокзала да заночевать там. А теперь что мы будем делать? Ночевать под открытым небом, наслаждаясь всеми прелестями холодного дождя, или как?
Ушик, осознавший свою фатальную ошибку, которая заключалась в непростительном недоверии создателям этих карт, решил исправить свою оплошность и уже менее решительно сказал:
– Вон там вдоль берега пролегает небольшая тропинка. Думаю по ней можно быстро добраться до главной дороги и перейти наконец-то эту чертову реку. Надеюсь, эта река не слишком сильно разливается во время таких «дождиков».
Толстобрюх поднял брови и иронично сказал:
– Искренне надеюсь, что ты не хочешь меня снова затащить в какие-то глухие дебри, из которых мы уже никогда не выберемся.
Наши усталые путешественники медленно и уныло побрели вдоль реки. Однако местность была совершенно ровная, а летний ливень был такой сильный, что прибрежная часть леса вмиг превратилась в болото с небольшими озерцами. Путь вдоль реки, который при хорошей погоде можно было преодолеть за 10 минут, наши недотепы преодолели за час. И вот перед ними предстала старая, но довольно крепкая пограничная будка с красным шлагбаумом и синим мостом за ней. Из окна будки доносились звуки гитары и странная песня:
А я плотину строил, строил
Свою я спину гнул да гнул я.
Землю и ветки из лесу таскал я.
А я плотину строил, строил
Чуть хвост свой не сломал я
В борьбе с бурною рекой.
А что взамен я получил?
Разрушена плотина весенним наводнением
О, бедный бобер, бедный бобер…
– Ха, кажется это мой старый друг по прозвищу Бобер Силач,– наконец-то ожил от меланхолии Толстобрюх. – Только он может своим скрипучим голосом напевать такие народные песенки про разрушенные плотины, разбитые хатки и славный труд бобров под гитару. Он таким был еще, когда мы вместе работали на болотах. М-да, похоже, он недурно устроился на старости лет. Тем более в таком тихом закоулке, где проверять и досматривать почти некого, кроме своих тайных неисчерпаемых запасов березового сидра, который, насколько я могу судить по дрожащему голосу, уже им поглощается. И сейчас мы, скорее всего, сможем увидеть, как бобер с бутылкой может превращаться в матерого плотника, который сможет надавать под зад даже какому-нибудь заурядному лису.
– Да, и, похоже, ему недостает компании,– добавил Ушик.– Гитара все же не может заменить приятное общество друзей. А поэтому нужно наведаться в гости, а в лучшем случае и заночевать там. Нечего более мокнуть под дождем.
Друзья подошли к хижине пограничника, и постучались в дверь. Песня затихла, послышалось покашливание и хрипловатый, немного мямлящий голос пограничника: «Черт возьми, не дадут отдохнуть под утро, даже ночью беспокоят. Эх, иду, иду!». Дверь открылась, и на пороге предстал очень старый бобер с обвислыми усами и красным носом, который указывал на пристрастие обладателя к алкоголю. Этот субъект мерно покачивался и периодически икал. Одет он был в старую, потрепанную зеленую форму и выцветшую фуражку.
– Хм, да я смотрю, смена выдалась нелегкой, верно? Да, бутылка и гитара, похоже, будут и в загробной жизни с тобой вместе,– взялся решительно за дело Толстобрюх.
– Хо, чтоб мне хвост прищемило! Ты ли, Толстобрюх? А я-то смотрю, шорох какой-то, да и думаю…гык…
– Я, я. Может, пустишь нас в хижину? Или заставишь нас весь остаток ночи торчать на свежем воздухе? Груз-то наш промокнет.
Хозяин сторожки несколько минут стоял с самым задумчивым видом, а потом сказал:
– Если у вас есть груз, то его надо оформить. Как-никак, а будка моя пограничная, а не какая-то стороже…гык.…вая. Да и вообще, а вдруг вы бандиты какие-то. У меня щепкострел, между прочим, я вооружен. А вы кто такие есть, а?