Бочка порядка, ложка хаоса
Шрифт:
Максим вообще в человечество не сильно верил.
Да и как тут верить, если даже родственники раз за разом доказывают, что надеяться на них не стоит?
— Жизнь дерьмо, — сказал парень захлопнутой тетей двери и пошел спать.
И пускай этот мир хоть провалится.
Ага, так и дали ему поспать. Явились папаша с дедом, выволокли с постели и погнали в темную комнату на втором этаже. В этой комнате была какая-то защита, никто не услышит, что бы там не сказали.
В этот раз Максима допрашивали долго и обстоятельно. К счастью,
Потом Максима отпустили, а сами остались поговорить. Напоминать о том, что ему нельзя покидать дворец не стали. А ему никуда ходить и не хотелось.
— Он странно выглядит, — сказал Кьен.
— Кто? — рассеяно спросила Айра, что-то записывая в толстый блокнот.
— Твой племянник!
— А он всегда странно выглядит, — отмахнулась Серая Кошка.
— Вот поэтому от тебя муж и сбежал, — нехорошо улыбнулся Кьен. — Ты не замечаешь очевидного. С парнем что-то происходит.
— Что происходит?
— Не знаю. Если бы я был знаком с ним дольше, может быть и понял, а так…
— У Ижена спроси, это его отпрыск.
Кьен вздохнул. Посмотрел в окно, за которым начался мелкий дождь, и вздохнул. Как добрая девочка, собиравшая по окрестностям кошек, могла вырасти в эту змею? Может ее неправильно воспитывали? Но Ижена воспитывали так же, а он нормальный человек.
— Ладно, пойду посмотрю, как там мальчик, — решил Кьен.
Айра только хмыкнула.
Во дворце было тихо и пустынно, словно его обитатели тоже сбежали от Серой Кошки. Запугала людей.
Кьен, так никого и не встретив, дошел до комнаты внука. Постучал. А когда никто не открыл ему, толкнул дверь. Она бесшумно открылась.
Максим сидел в кресле у окна. То ли наблюдал за потоками воды, текущими по стеклу, то ли думал о чем-то.
Кьен к нему подошел, взял стул и сел рядом.
— Ты на нее злишься? — спросил, когда парень обратил на него внимание. — Не стоит. Она со всеми такая.
— Если бы только она, — сказал Максим. — И я не злюсь. Просто…
— Обижаешься, — решил Кьен. — Этого тоже не нужно. Нет ничего хуже обиды, лучше злиться. Злость может заставить действовать вопреки всему. А обида сковывает и мешает думать здраво. О том, на что толкает обида, большинство людей очень жалеют.
— Хм, — вяло улыбнулся Максим. — Я что-то такое всегда подозревал. Просто. Это не только тетка. Все. И это унизительно.
— Унизительно? — удивился Кьен.
Как это унизительно? Парень ведь жил в совершенно другом мире. Он не должен пока понимать, что именно унижает в действиях Айры. Или?
— Воспоминания полностью твои!
Кьен хлопнул ладонью по колену и качнулся на стуле.
— Наверное, — не стал спорить Максим.
— Отлично, не говори ей. Будет очень весело наблюдать.
— За кем наблюдать? — уточнил парень.
— За моей дочерью. А еще можно издеваться над ней же, делая вид, что не знаешь, как действовать в той или иной ситуации.
— Хм. Неплохая идея. Только папа поймет. Он всегда знает, если я вру или притворяюсь.
— А папа завтра уезжает. Ненадолго, но время развлечься у тебя будет.
Выражение лица внука буквально говорило, что Кьен очень странный дед. Обычно дедушки учат уважать старших, а тут…
— Она заслуживает, — добавил Кьен. — Такого мужа выгнала. Она целиком его мизинца не стоит. Наверное понимала это, потому и изводила. Айре нравится казаться совершенством. А добиться этого проще, если все вокруг менее совершенны. Почему она такой выросла?
— Баловать не надо было, — вспомнил Максим слова отца.
— Возможно, — не стал спорить Кьен, уверенный, что девочек, девушек и женщин как раз баловать нужно.
— А почему от вас Эста сбежала?
— Эста? О, это та девочка, которая воровала мои сапоги, хотела выращивать в них цветы. Может ей стыдно?
Парень только глазами похлопал. С ответом он так и не нашелся. Зато настроение явно улучшилось.
— Ладно, готовься. Завтра начнем учиться.
Здравствуй, мир!
Заточение Максима во дворце закончилось неожиданно. Просто пришел Кьен, велел одеться потеплее и куда-то повел садами и закоулками.
К удивлению Максима, вышли к больнице, в которой лечили Тайрин. Дедушка переговорил с хмурым мужиком стоявшим у маленькой дверцы, видимо черного хода в больницу и повел внука дальше. По темному низкому коридору, потом вверх по неожиданно широкой и светлой лестнице. А потом они вышли в еще один коридор и Максим увидел Эсту и Матиля, сидевших на корточках, опершись спинами о стену и о чем-то тихонько разговаривали.
— Хм-хм, — задумчиво сказал Кьен.
Парочка вскочила на ноги и уставилась на него. Причем, Эста покраснела. Покраснела! Максим был уверен, что она вообще этого не умеет. Может она в деда влюблена? Отсюда и цветы в сапогах — изъявление детской привязанности. С этих девчонок станется.
А может, это заточение плохо влияет на кое чьи мозги.
Максим потряс головой, поздоровался и пошел к Тайрин.
Она сидела на постели и что-то читала. Бледная до прозрачности, но хотя бы в сознании.
— Тай… — парень сам не знал, что хочет сказать. В голову лезла какая-то ерунда. Но даже ее озвучить не дали.
Следом за Максимом в палату вошел дедушка.
— О, милая девушка очнулась.
Улыбался он, как продавец на Привозе, пытающийся всунуть в пакет вместе с хорошими апельсинами несколько начавших гнить. Максим удивленно на него вытаращился. Дедушка решил не оставлять внука наедине с девушками?
— Ох, — печально вздохнул Кьен, как о бездарно прожитой молодости. — Не люблю огорчать девушек, но мне придется забрать на некоторое время этого юношу и отправиться с ним путешествовать.