Боди-Арт

Триана Кристофер

– Что?

– Просто, ты проделала все с таким смаком и пылом. Ты только не пойми неверно, для сцены это было отлично, просто хочу убедиться, что ты себя хорошо чувствуешь.

– Я великолепно себя чувствую.

Он оглядел ее обеспокоенным взглядом. Она выглядела невозмутимо, и он гадал, что сейчас у нее в голове.

– Уверена? – спросил наконец он.

– Хорошо, как никогда. Видимо, весь этот движ очень меня завел.

Между ними на мгновение повисло молчание.

– Ну, что ж...
– наконец сказал он.
– У нас еще пара несексуальных сцен, которые требуется отснять для наполнения, но в любом случае, у нас все отлично. У нас просто есть небольшая проблема.

– Какая?

– Дело в Кэнди и Билли, они...

– Да?

– Они стали... немного... побаиваться тебя.

– Меня? Ебать, после того, как Кэнди выпила кровь, а Билли втолкнул меня лицом в кишки трупа, у них хватает наглости меня бояться?

– Мне кажется дело в твоей вовлеченности, - проговорил Рутгер.
– Не обижайся.

– Да, нахуй они оба идут. Он - не что иное, как большой хер, а она - конченая бывшая звезда.

– Они нужны нам для последних кадров. Поможешь мне?

Она закатила глаза, как подросток, которым она являлась.

– Что? Ты хочешь, чтобы я пошла извинилась перед ними?

– Нет, в этом нет необходимости. Я думаю, они должны увидеть, что с тобой все в порядке сейчас, что-то, что ты делала на съемках, было просто игрой, ничем более.

Она на момент замолчала, а затем раздраженно вздохнула.

– Хорошо, я сделаю это для тебя, но что я получу?

– А что ты хочешь?

Она задумалась о Тоби, который был заперт в соседней комнате.

– Я хочу заключить сделку, – оскалившись сказала она.
– На еще большее количество фильмов.

– Ну, с этим проблем не будет, только не с твоим талантом. Ты даже можешь продвинуться до больших студий, у меня есть связи.

– Нет, - сказала она.
– Это слишком слабо. Детская хуйня. Я хочу сниматься в других подпольных фильмах, мрачных как говно, с кровью и кишками.

– То есть...

– Да, кровь, насилие, грех. Все удовольствия, что я попробовала здесь. Я хочу создать больше такого искусства, Рутгер. Ты научил меня тому, чем является настоящее искусство.

Мне так жаль, девочка.

– Обдумай это, Джесс. Понимаю, платят хорошо...

– За деньги не купишь того, что я попробовала.

– Этот бизнес очень опасен.

– Ну, это и заводит, ты ведь понимаешь.

В ее голосе было нечто странное. Он каким-то образом изменился и теперь, когда он это заметил, он обратил также внимание на то, что что-то изменилось и в ее лице. Изменения произошли не в течение нескольких дней, а с момента, когда он вошел в комнату. Ее челюсть, казалось, стала больше, подобно мужской, и когда она не говорила, она отвисала, оголяя ее зубы. Ее десны были нездорового, темно-бордового оттенка. Она, конечно, обработала свои кровавые глаза, которые были таковыми возможно от стресса либо наркотиков, но сейчас он гадал, что это могло произойти и от чего-то более зловещего. Сейчас она даже в него внушала страх.

– В высшей лиге ты вполне можешь стать знаменитой, - наконец выговорил он.

– Мне это не интересно. Это не тот зуд, который я бы хотела почесать.

– Ну, ладно тогда. Если это то, чего ты хочешь, мои продюсеры будут рады. Они захотят взять тебя в сериал после того, как увидят то, что мы сделали, уверяю тебя.

29.

Гленн открыл дверь и шагнул внутрь. Он сразу увидел то, о чем говорила миссис Рубен. Весь пол и стены прихожей были заляпаны какой-то красной грязью, как будто кучка детей расплескала пакеты с "Kул-эйдом". До его уборки по расписанию оставалось конечно еще три дня, но дом еще никогда не пребывал в таком беспорядке. Нужно было проверить вентиляцию.

Эта штука должна проникать откуда-то.

Он закрыл дверь и направился к шкафу, где они хранили весь уборный инвентарь. В нем была маленькая швабра и щетка от пыли. Вначале он хотел стереть основную часть, а остатки уже пропылесосить.

После безуспешного поиска пылесоса наверху, он пошел к лифту, чтобы поискать внизу. Было почти пять. Гарольд должен был вернуться домой к этому времени, так что он знал, что ему не придется иметь дело со вспышками гнева этого говнюка. Пытаясь как можно сильнее подружиться с этим чудиком, Гарольд все-таки был братом леди-босса, он ему все равно не нравился, и эти чувства, по всей видимости, были более чем взаимны. Гленн знал, что за подлостью Гарольда скрывалось нечто большее, чем общая неприязнь к его ближним; был намек на тонко завуалированное предубеждение, которое подхватил Гленн. Он понимал, что Гарольд воспринимает его, как домашнего негра и ничем большим, и из-за этого он его ненавидел, разумеется ему приходилось это скрывать, чтобы сохранить работу. Он с женой испытывал непростые времена со времен закрытия доков. Работа ему была нужна, несмотря на то, что катать мертвецов было далеко от его понимания благородной и приятной профессии. Если бы ему было не за сорок, он бы записался в армию либо даже вписался в пожарный департамент. Но, он уже был не в том возрасте. Не в возрасте для очень многих вещей.

В лифте было даже хуже, чем в прихожей. Грязи было столько, что она доставала до его лодыжек, как в песочнице.

Какого черта?

Он пнул ее, даже на каких-то уровнях ожидая, что обнаружит под ней тарантулa, либо чего-то подобного.

В воздухе также стоял ужасный, но знакомый запах смерти.

Закрыв дверь, он нажал на кнопку, и как только он стал опускаться, с верхушки лифта посыпалось больше пыли. Она попала в его волосы и забилась в глаза.

– Твою мать! – чертыхнулся он отмахиваясь.

Он по прежнему протирал глаза, когда лифт достиг подвала. Он отодвинул металлическую дверь лифта и затхлый запах ударил в его нос, подобно мячу. Его глаза загорелись и заслезились от запаха, хотя бы слезы вытолкали оставшиеся песчинки. Когда он перестал их тереть, он посмотрел вверх и даже сквозь слезы он увидел, что что-то прикреплено к задней стене. Рукавами он стер слезы с глаз, дыхание сковало в груди.

Гленн оступился назад, скованный и дрожащий в абсолютном ужасе.

Штука на стене была просто омерзительной: она не могла сравниться с самыми большими страхами, которые Гленн мог в принципе вообразить. Это было прибито к стене, это парило перед ним, как святыня. Вокруг этой штуки был рой красных огоньков, который жужжал и летал в разные стороны. Существо было деформировано и покрыто свежими швами, из которых сочилась розовая слизь из бессчётного количества отростков, из-за чего оно напоминало человеческого кальмара. Щупальцa этого, как подвешенные черви, были не просто расплющены, они были раздроблены.

Существо ощущало, что он был там.

Голова зверя распахнула пасть, и из неe, как из фонтана, повалили маленькие красненькие огоньки. Он слышал, как они жужжат. Это был оглушающий гул, из-за которого он захлопнул руками уши.

Это жуки,– понял он.
– Тысячи маленьких светлячков.

Пока они закручивались вокруг распухшего живота зверя, он мог видеть, как оно раздувается еще сильнее,