Боец 3: лихие 90-е
Шрифт:
Мне так весело не было, Лиде там более, однако мы на самом деле были живы после адских передряг, и теперь как-то уже неприлично было сдаваться смерти. Прорвемся! — взбодрил себя я, сжимая зубы.
Эти мысли не мешали мне озираться, фиксируя происходящее. Я знал, что сейчас в Ростове уже вовсю пылает криминальная война, слух старался ловить тревожные звуки спецсигналов милиции, скорой помощи, пожарки… В общем, паники не наблюдалось, хотя в какой-то момент мы увидели, как с надрывным воем по параллельной улице промелькнули несколько пожарных машин. Покрутив головой, я без труда обнаружил эпицентр смятения: над крышами окраинного
Вот она, работа одной из «кладбищенских» групп. Танк оглянулся, тоже заметил черный столб.
— А! — воскликнул он. — Похоже, наши поработали.
— Похоже… — процедил я.
Впрочем, мы удалялись от места пожара. Танк вполне разумно решил прокатиться дворами, переулками, однажды мы уткнулись в неожиданный тупик, водитель наш чертыхнулся, но небольшой объезд не стал проблемой.
Странно, я лишь сейчас подумал, что моя «девятка» с краснодарскими номерами осталась в «Спартанце», и вряд ли уже я выдерну ее оттуда… ну что ж делать, ввязался в такие темы, приходится благодарить небо за то, что жив, а прочее уже не так важно.
— Ну… вот вроде это где-то здесь, — проговорил Танк, притормаживая и озираясь. Я тоже завертел головой, но Степаныча было не видать… я чуть было не забеспокоился, но тут услыхал оклик:
— Эй, парни! Боец!
Тренер умело маскировался в маленьком скверике между кварталами.
— О, Степаныч! — обрадовался Танк. — Айда! Прыгай сюда! — он хлопнул ладонью по переднему сиденью.
Тот так и сделал.
— Куда едем? — обратился к нему Танк.
— Для начала вон туда, — Степаныч махнул рукой вперед. — Я покажу. Станем там в укромном месте, доложите мне про все текущие расклады.
Степаныч, похоже, знал тут все укромные места. Мы остановились среди такой комбинации строений и зарослей, где никакой сыщик бы нас не смог найти.
— Ну, молодежь, — не слишком весело усмехнулся наш наставник. — Докладывайте, как вы дошли до жизни такой…
Докладывать, разумеется, пришлось мне. Я постарался быть точным и кратким, уложился минут в десять… да пожалуй, и меньше, в семь-восемь.
У Степаныча, насколько я понимаю, аналитический центр в мозгу работал на предельной мощности — по своему жизненному опыту он наверняка осознавал грозящие нам, да и не только нам опасности куда лучше нас.
— Да, — сказал он сумрачно, выслушав меня, — заварилась каша, мама-не горюй… Это, товарищи спортсмены, будет такая…
Видимо, он цензурного слова не подобрал, но в отличие от Танка не стал сквернословить при девушке. Лишь головой помотал. И продолжил так:
— Худо, граждане. Бывает хуже, но редко… Теперь, Боец, как бы тебя не сочли виновником всех проблем. Планшет растреплет, я его знаю. Он вообще-то не крыса, не подонок. Но дурак. Даже не дурак, а сперва делает в горячке, потом думает. Вроде бы и думать умеет, да не вовремя. Нет, чтобы спокойно поразмыслить — умеет ведь, ничего не скажу! Так нет же, дров наломает, только потом начинает мозгами шевелить… Вот он сейчас и понесет, что Заур Демида завалил, а Боец с Зауром заодно… и это все на фоне войны с вокзальными, да с Кареном, которых могут и выпустить, да если еще и москвичи сюда полезут… Короче! На два-три дня надо зашхериться прочно, а дальше жизнь начнет потихоньку показывать, что да как, там и кумекать начнем. Предлагаю следующее: едем на одну мою секретную хату, есть такая, никто не знает. Место тихое, отсидимся там. Это сейчас самое лучшее решение. Недалеко. Только машину придется бросить. По ней нас могут вычислить. Проедем на троллейбусе… а можно и пешком. Вы как?
Я вздохнул, вспомнив свою «девятку», горбом заработанную.
— Что вздыхаешь?
Я объяснил.
— Да, брат, — посочувствовал Степаныч. — Да что ж делать! Снявши голову, по волосам не плачут.
Ничего себе волосы… — подумал я, но спорить не стал.
— Слышь, братва, — подал голос Танк. — А может, машину бросать не надо? У меня одна телка есть… ну, девчонка. Она в частном доме живет. Загоню туда, сроду никто не найдет. У нее и отсижусь! А вас к тебе, Степаныч, подброшу, и сразу рвану к Наташке… ну, то есть к бабе этой. Надежный вариант, отвечаю!
Мысль моя за секунду провернула несколько раскладов. Будь Танк хоть немного иным, я бы и заподозрил его в корысти — что он сейчас сдаст нас Планшету, оставшемуся за Демида. В таком решении, бесспорно, могла быть зловещая логика. Да не надо забывать и про Михалыча, пока оставшегося в тени, но в любой момент способного оттуда выйти неизвестно с какими сюрпризами. То, что он будет безучастно наблюдать за криминальной войной в Ростове… ну, это вряд ли, мягко говоря. Так что решение сдать нас, нашу конспиративную квартиру Планшету — вполне разумное, если оставить за скобками моральный фактор.
Но в случае с Танком этот фактор играл самую важную роль. Простой, как кубометр древесины, пацан был не способен на предательство, я в этом готов поклясться. И даже не только из-за того, что у него не хватало ума на сложные расклады. Не хватало, это верно. Но суть не в том. Я убедился в его нравственных принципах. Своих не сдаем! — это правило Танк соблюдал свято, а насколько они, свои, хорошие или плохие — о том не задумывался. Главное, если кто стал для него своим, мог положиться на него, как на каменную стену. Не бросит, не предаст, не продаст — это сто пудов!
Наверное, так же рассудил и Степаныч, знавший Танка дольше меня.
— Ладно, давай, — согласился он. — Ну, тогда поехали.
Из предосторожности все же старик велел высадить нас за два квартала от дома, и мы пошли дворами под уверения Степаныча, что, мол, отлично отсидимся в его «берлоге», где есть запас продуктов на несколько дней… По дороге еще зашли в неболььшой магазинчик, взяли хлеба, макаронных изделий, печенья.
— Живем! — радовался Степаныч, как дитя. — Это у нас будет что-то типа автономки, вроде как на подводной лодке!..
Я с этим был вполне согласен, день-другой, а то и побольше мы, конечно, перекантуемся без проблем. Но что дальше? Дальше-то что?! — вот он, вопрос без ответа. Хоть я и говорил себе, что надо его пока отложить, как говорится, подумать об этом завтра — что-то он не откладывался, зараза.
«Берлога» Степаныча оказалась стандартной хрущевской «двушкой», и с точки зрения какого-нибудь сноба в самом деле это была берлога берлогой — все здесь, казалось, застыло на уровне где-нибудь 1981–1982 года. Стены, мебель, газовая плита на кухне, водопроводные краны… Мне, правда, это было ниже пояса, Лида, может, и скривилась бы от оскорбления эстетических чувств, но теперь на нее навалилась дикая усталость, что и понятно: она пережила запредельный расход энергии, и она, по ее словам, мечтала только о том, чтобы дойти до какой-нибудь кровати, упасть на нее, заснуть и спать, спать, спать, пока сама не проснется.