Боец Круга Поединков
Шрифт:
Но… ну ни хрена себе, куда делась её тёмная коса? Соломенные осветлённые волосы стоят на голове колючим ёжиком. Очки в тонкой изысканной оправе, на тренировках сменяемые контактными линзами, канули в волколаку под хвост. Скромная тёмная одежда китайского стиля уступила место латексу и топу кричаще-алого оттенка. Бледная кожа - загару и цветастой широкой татуировке-браслету на запястье.
Вашу мать, мать, мать…
Передо мной стояла абсолютно незнакомая мне девушка с внешностью красотки из ночных Кварталов. Она так привыкла жить там? Что за чёрт? Откуда это всё?
Я торопливо осмотрела её лицо,
Изменилась только внешность. А внешность обманчива как шлюха.
Ком боли под мои сердцем опять шевельнулся, но на этот раз от радости, охватившей меня и более похожей на глубокое оцепенение. Ч-чёрт, так значит тогда, на мосту, меня не глюкануло? Это была она? Да! Вашу мать… это и впрямь была она!…
– Это - ты?
– на мгновение мне всё-таки показалось, что это лишь следствие удара головой об асфальт, что никакой Саноте здесь нет. Было так душно и сонно, что секунду я почти верила этому.
Только секунду и только почти.
В крови что-то заиграло. Какие-то мелкие пузырьки, как в шампанском, какой-то непонятный шальной восторг. Короткий, почти мгновенный, он окатил меня белой отстранённо-ослепляющей волной, взлетел к моей голове и перекрыл все до единой мысли кроме той, что была о Саноте.
Только её имя, чёрт подери, в моей отупевшей от неожиданного счастья башке одно только её имя. Далеко-далеко за пеленой наркотического состояния оно билось в моём мозгу, тихое, и я слышала его как удары собственного пульса в ушах.
Са-ноте.
Са-ноте.
– Салют, малышка!
– узкая ладонь Сан как раньше потрепала меня по щеке, но я неряшливо смахнула её и отвесила подруге лёгкий пинок, после чего с детской обидой произнесла:
– Ты не писала мне, сволочь! А как божилась!…
– Малышка, шутишь что ли? У меня была не жизнь, а хрен-зна что! Про отсутствие постоянного адреса уже молчу!
– с раннее не присущей ей развязностью улыбнулась она и заметила.
– Но я-то приехала, хоть не обещала.
– Это уж точно, ты приехала, - почти благоговейно вздохнула, я, глядя ей в глаза.
Девушка чуть приподняла голову навстречу солнцу, и внезапно душный раскалённый и расплывчатый мир лета на несколько секунд остановился. Для того, чтобы я с необыкновенной ясностью заметила, что чёрные зрачки моей Сан сузились больше, чем полагается обычному человеку.
Гораздо больше.
Наверное, это как-то отразилось на моём лице, глупой побледневшей мордой что ли, а может, выпученными глазами. Так или иначе, улыбка девушки медленно угасла, как угасли во мне восторг и радость, уступив место безграничному отстранённому, словно вызванному по привычке изумлению. Поначалу не было ничего, кроме этого изумления. Я тупо пялилась в зрачки Саноте, пока она не одела солнцезащитные очки и не произнесла даже без тени веселья:
– А ведь мне о многом надо тебе рассказать.
– Верю, - я не стала скрывать, что заметила этот её дефект. Хотя, какие на хрен дефекты могут быть у бывшего Бойца Круга Поединков - Вэмпи Первой? И чёрт подери, что с ней такое? Эта новая манера вести себя, эти глаза, внешность…
Что со мной такое?
Мы умолкли: просто вдруг не оказалось слов. Ни для радости, ни для восторга. Между мной и узкоглазой девушкой вдруг что-то оказалось совсем по-другому. Что-то, так сильно сузившее её зрачки, стало не так. Не так, как раньше… Что же? Я осталась прежней, значит, изменилась она?…
Но что же сейчас произошло?
Почему эта долбанная встреча, сто раз продуманная, распланированная в мечтах и снах, вдруг запнулась и замерла на одном месте? Почему смех откинул кони прямо у меня на губах, а с ним и всё то, что мне так хотелось рассказать ей? Почему, мать его так? Куда это делось? Ведь мы столько не виделись! Мне столько нужно рассказать ей! Ведь это не потому, что я туго соображаю после больницы и воспринимаю мир как убедительную нереальность! Даже в критическом состоянии, под капельницей с сотрясением мозга мне было что ей сказать! А сейчас?…
Но нет, мы обе прочно заткнулись. Саноте смотрит мне в глаза, а я - только на тёмные стёкла её солнцезащитных очков. Интересно, что она думает? И что чувствует? Какого хрена она не разрешает мне как прежде заглянуть себе в душу, огородив её чернотой, сквозь которую я могу видеть только как она моргает: редко-редко.
Реже, чем надо.
Сделав шаг назад, я задышала глубже и внезапно ощутила слабость в коленях. Да, мать её так, обыкновенную позорную слабость в коленях. А всё потому, что передо мной ни хрена не моя Сан!
Это не она. Просто не она. Не такая.
Молния ужаса, разочарования и изумления болезненно встряхнула меня как разряд тока из неисправного тостера. Всё очень просто, чёрт подери, всё элементарно просто!
Это не Саноте. О нет, она была ею, была той самой к которой семь лет назад…
Я уверенно подошла к девчонке с глазами, как у Мэй Ли, актрисы, которую я просто обожала. Эту зовут, кажется, Сан… да, Саноте.
– Ты ведь Саноте, правда?
– спросила я, глядя, как она, мокрая от пота, прикрыв глаза и беззвучно шевеля губами, отжимается от сочно-зелёной майской травы. Сложно было найти её в этой глухой части приюта, но я сегодня была полна беспомощной наглости и злобы на Алекса, который опять сумел безнаказанно дёрнуть меня за хвост. Я-то думала, что раз сумела ему в семь лет съездить по морде, то так и дальше будет. Хрен вам! Он вчера мне так руку вывернул, что я чуть не заплакала. И, сукин сын, всё хвастался, что в тринадцать лет поступит в этот Круг Поединков и тогда я буду вообще бояться к нему подходить. Ублюдок, как бы ни так!
Отжавшись, по моим подсчётам, в сороковой раз, девчонка, шумно дыша, поднялась ноги и, отбросив тёмную косу за спину, раздражённо спросила:
– Ну я Саноте, чё те от меня надо? Говори живей и проваливай: терпеть не могу, когда мне мешают.
Набрав побольше воздуху, я произнесла:
– Я хочу вступить в Круг Поединков. Научи меня драться.
… Да, она была такой, взмокшей и слегка удивлённой темноволосой копией Мэй Ли.
Саноте. Уже не та.
И чем дольше я смотрела на неё, тем сильнее ощущала нашу с ней обоюдную отчуждённость. От обиды хотелось выть и лупить всё и вся той самой наковальней, какое-то время заменявшей мне голову. Да что там, в таком сонливо-потерянном состоянии мне хотелось плакать…