Боевое Знамя

Корнуэлл Бернард

– Значит, в эту самую минуту они готовят мне постель в аду, - огрызнулся Старбак, - и неужели ты думаешь, они составят худшую компанию, чем все вы, святоши, в раю?
– он чиркнул одной из спичек и поднес пламя к обрывкам бумаги.

Очередной удар трости разметал новую кучу бумаги и мгновенно затушил небольшой огонь.
– Ты разбил сердце своей матери, - сказал священник, - навлек тень позора на мой дом. Ты лгал своему брату, прелюбодействовал, воровал!
– перечень грехов был столь внушителен, что преподобный Старбак мгновенно сник и был вынужден перевести дыхание, покачав головой.

– Этот засранец и виски дует в придачу, - Траслоу воспользовался наступившим молчанием, внеся свою лепту из дверного проема.

– Но всё равно!
– заорал священник, пытаясь криком сдержать свой гнев - И всё же, - сказал он , смахивая слезы, - твой Господь и Спаситель простит тебя, Нат. Всё чего он требует от тебя, это лишь прийти к нему, преклонив колени и приняв его. Все наши грехи могут быть прощены! Все!
– слезы бежали по щекам священника.
– Пожалуйста!
– сказал он.
– Я не смогу перенести мысли, что в раю нам придется смотреть вниз на твои вечные муки.

Старбак в очередной раз ощутил прилив нахлынувших на него чувств. Хотя он и отказался от отчего дома и суровой религии отца, но не мог не признать, что дом был достойным, а религия справедливой, как и не мог утверждать, что не боится пламени вечного проклятья. Он почувствовал, как у него самого на глаза навернулись слезы. Он перестал рвать бумагу и попытался призвать на помощь гнев, чтобы вновь возразить отцу, но вместо этого он, похоже, почти готов был признать все свои грехи.

– Подумай о своих младших братьях. Подумай о своих сестрах. Они любят тебя!
– преподобный Старбак нащупал нужную тему и ринулся в бой. Он так часто клялся, что отречется от сына, изгонит Натаниэля из лона Христовой церкви, как и из семьи Старбаков, но теперь священник осознал, какую победу одержит над дьяволом с раскаянием и возвращением сына. Он представил Натаниэля исповедующимся в своих грехах в церкви, видел себя отцом блудного сына и представлял радость, доставленную небесам раскаянием этого грешника. И всё же на кону стояло нечто большее, нежели просто духовная победа. Отцовский гнев бушевал не меньше сыновнего, но отец также обнаружил, что год гневного отречения был разрушен секундной близостью. В конце концов, его сын во многом походил на него, и именно по этой причине, как он полагал, ему всегда приходилось сильнее биться именно с этим сыном. Теперь ему предстояло отвоевать сына, не только ради Христа, но и ради семьи Старбаков.
– Подумай о Марте!
– воззвал он к Нату, напомнив тому о любимой сестре.
– Подумай о Фредерике, который всегда тебя обожал!

Возможно священнику и удалось бы одержать победу, если бы он не вытянул руку при упоминании о своем сыне Фредерике. Он хотел сделать жест, напоминавший о том, что Фредерик, пятью годами младше Старбака, родился с искривленной рукой, но этот жест лишь высвободил знамя, спрятанное под левой подмышкой священника. Флаг упал на пол, где выбился из-под перевязывающей его потертой бечевки. Старбак, обрадовавшись, что ему не придется смотреть в глаза отцу, взглянул на знамя.

Он увидел шелк и богатую отделку по краям, но когда он поднял глаза на отца, все воспоминания о Марте и Фредерике исчезли. Он опять посмотрел на знамя.

Траслоу тоже заметил богатую ткань.

– Это боевое знамя, преподобный?
– спросил он.

Преподобный Старбак наклонился, чтобы поднять флаг, но резкое движение лишь окончательно порвало остатки бечевки, так что знамя развернулось под лучами вечернего солнца.

– Не ваше дело, - дерзко ответил Траслоу священник.

– Да это наше знамя, черт его дери!
– воскликнул Траслоу.

– Тряпки дьявола!
– прорычал в ответ священник, сворачивая знамя. Он бросил трость, чтобы облегчить себе работу.

– Я заберу флаг, мистер, - мрачно сказал Траслоу, подступив с протянутой рукой.

– Если вам нужно это знамя, - ответил преподобный Старбак, - то придется сбить меня с ног!

– Да мне плевать, - ответил Траслоу и потянулся к флагу. Священник пнул его, но Элиял Старбак был не ровня Томасу Траслоу. Солдат лишь раз, но сильно, ударил священника по руке и забрал знамя из неожиданно обмякших рук.

– Ты позволишь избивать своего отца?
– повернулся священник к Старбаку.

Но момент, когда Старбака отделяла от примирения лишь дрожь нахлынувших на него воспоминаний, прошел. Он зажег новую спичку и бросил ее на вырванную из гроссбуха бумаги.

– Ты сказал, что больше мне не отец, - жестоко произнес он, оторвав еще больше листов и набросав их на крохотный огонек. Он разжег пламя порохом из разорванного револьверного патрона, и небольшое пламя свирепо заплясало. Его отец схватил трость и попытался смахнуть горевшую бумагу со стола, но на сей раз у него на пути встал Старбак. На мгновение эти двое стояли друг перед другом, а потом со двора донесся крик.

– Джонни!
– это был сержант Декер.

Траслоу побежал к двери.

– Янки, - подтвердил он.

Старбак присоединился к Траслоу на веранде. В четверти мили к востоку стояла оборванная группа людей, наблюдая за домом. На них была синяя форма, часть была верхом, часть пешими. Вид у них был, решил Старбак, как у прошедшего сквозь сущий ад кавалерийского отряда. У одного из всадников были светлые волосы и короткая квадратная бородка.

– Это Адам?
– спросил он Траслоу.

– Полагаю, что да.

Обернувшись, Старбак увидел, что его отец гасит остатки пламени.

– Траслоу, - сказал он, - спали дотла этот чертов дом, пока пойду и передам янки, чтобы убирались из Виргинии. И да, я прихвачу знамя.

В углу комнаты стояло древко с похожим на пику наконечником. Старбак взял его, сорвал наконечник и раздвоенный кавалерийский флюгер-флажок и насадил знамя на древко. Не обращая внимания на гнев отца, он прыгнул во двор и приказал привести его лошадь.

Держа в руке знамя, он поскакал на восток.

Адам выехал навстречу, и два былых друга встретились посреди луга у фермы. Адам с сожалением посмотрел на знамя.

– Так значит, ты вернул его назад.

– Где другое знамя?

– У меня.

– Раньше мы всем друг с другом делились, - заметил Старбак.

Адам улыбнулся в ответ.

– Как ты, Нат?

– Пока живой, - сказал Старбак.

– Я тоже, - ответил Адам. Он выглядел усталым и печальным, как человек, чьи надежды потерпели крушение. Он указал на оборванную группу всадников за спиной.
– Мы попали в засаду в лесу. Выжили немногие.

– Прекрасно, - Старбак обернулся, увидев дымок, потянувшийся из окна дома.
– Я знаю, это не твоя ошибка, Адам, но некоторым из нас не понравилось, как живьем сжигают женщин. Так что мы решили устроить подобную же штуку с домом Гэллоуэя.