Боевой клич
Шрифт:
— Время! — крикнул Элкью, и боксеры разошлись по углам.
Я вытер пот и кровь с лица Мэриона и протер его плечи мокрым полотенцем. Он по-прежнему молчал и равнодушно смотрел в пол. Джо, тяжело дыша, оперся на канаты.
— Хорошо размялись, — прохрипел он. — На сегодня, пожалуй, хватит. Дэнни, развяжи мне перчатки.
Мэрион поднялся и подошел к нему.
— А что так? Я только разогрелся и хочу продолжить.
Джо ухмыльнулся.
— Ладно, шутки в сторону. Я не хочу покалечить тебя.
— Наложил в штанишки? — тихо спросил
Джо остолбенел. Краем глаза он видел насмешливые улыбки на лицах зрителей.
— Ну хорошо, парень, ты сам напросился.
— Бокс! — пискнул Элкью.
Испанец пантерой скользнул к Мэриону и все силы вложил в один удар, угодивший Ходкиссу в челюсть. Джо с улыбкой опустил руки и сделал шаг в сторону, чтобы освободить место падающему телу. Но Мэрион не только не упал, но и с размаху нанес испанцу такой удар, который вполне мог бы потопить авианосец. Тело Гомеса взлетело в воздух дюймов не десять и грохнулось на пол. Мы с восторженным ревом бросились через канаты на ринг. Ходкисса обнимали, целовали, хлопали по плечам, а потом с триумфом отнесли в казарму, оставив Гомеса лежать на ринге.
Минут через двадцать он очухался и приплелся в казарму. Мы столпились у койки Мэриона, все еще поздравляя его и обсуждая бой, в то время как сам Мэрион снова надел очки и углубился в книгу.
Испанец подошел к Ходкиссу.
— Эй, парень!
Мэрион не пошевелился.
— Слышь, а? Тебе просто повезло.
Ходкисс вытащил платок и громко высморкался.
— Но старый дядя Джо умеет проигрывать, и в доказательство этого я хочу пожать тебе руку.
Сестричка Мэри снова отложил книгу и поднялся. Джо протянул ему руку, а Ходкисс спокойно и со вкусом от души врезал ему в живот. Гомес охнул и свалился на пол. Мэрион наклонился и помог ему подняться.
— Извини, Гомес, но я никогда не прикасаюсь к змее, пока у нее не вырваны зубы.
Гомес задумчиво поскреб макушку, пытаясь понять эту фразу, а потом подсел на край койки к Мэриону, который снова завалился читать.
— Что ты читаешь?
— Платона.
— Это что, они такую толстую книгу написали о собаке Микки Мауса?
— Собаку Микки Мауса звали Плутон, — терпеливо пояснил Ходкисс. — А Платон — это писатель.
Гомес оскалил в усмешке белоснежные зубы.
— А знаешь, братец, ты мне нравишься. Правда. А ты что скажешь о старом папе Джо?
— Ты самый мерзопакостный тип, которого я когда-либо знал.
— Что такое мерзопакостный?
— Дерьмо ты.
Гомес громко заржал и обнял Ходкисса.
— Да, братан, ты действительно крутой парень, если так разговариваешь с Джо Гомесом. Помяни мое слово — мы с тобой станем друзьями.
Да, политика и война зачастую творят странные вещи. Кто бы мог подумать, что первоклассный негодяй и умница, душа-парень, действительно могут подружиться? Мы, разумеется, только приветствовали эту дружбу. Мэрион держал Джо в рамках, и тот больше не шарил в наших РД. Более того, Ходкисс забирал
Мы едва удерживались от смеха, когда частенько испанец приходил из увольнительной трезвый и поникший.
— Ну, в чем дело на этот раз, Джо?
— Да вот, позаимствовал ботинки у индейца, а Мэрион узнал об этом. Теперь неделю без увольнительных, да еще в воскресенье в церковь потащит.
— Может, заодно рассказать ему, как ты вчера филонил, пока мы траншею копали?
— Ты что, ты что, Мак! Упаси Господи! Не миновать мне тогда еще и лекции о благородной роли труда в жизни каждого человека.
— Ладно, посмотрим.
— Господи, да что ж мне так не везет? Эх, бедняга ты, Джо. И никто тебя не пожалеет, кроме тебя самого.
Закончив патрульный обход со старшиной Китсом, я вернулся в казарму. Все уже давно спали, кроме Ходкисса, читавшего при тусклом свете лампы.
— Холодно сегодня. — Я присел у керосиновой печки, чтобы хоть немного согреться.
— Есть горячий кофе. Мак, хочешь?
Я хлебнул кофе, с удовольствием почувствовав, как по жилам побежало тепло.
— Уже третий час, Мэрион. Ложился бы ты спать.
Он потянулся и зевнул.
— Я не думал, что так поздно. Зачитался.
— Слушай, Мэрион, ты извини, если лезу не в свое дело, но ответь мне на один вопрос. Ты вот все читаешь и читаешь, а зачем тебе это? Ну, я имею в виду — так много читаешь?
Он молча прошелся по казарме, прислушиваясь к завыванию ветра за окном.
— Знаешь, Мак, я хочу стать писателем. Смешно, да?
— Ничего смешного, черт возьми. Думаешь, у тебя получится?
— Не знаю, Мак. Понимаешь, столько всего теснится в голове, в душе, в сердце. Столько хочется высказать... Я родился и вырос в маленьком городке, и в моей жизни ничего особенного никогда не происходило. А здесь...
Он умолк и снова заходил по казарме. Я улегся на койку и наблюдал за ним.
— Энди как-то рассказывал, когда сплавляют бревна и получается затор, то нужно вытащить одно-два нужных бревна, и тогда освободятся остальные. Вот и мне необходимо отыскать эти ключевые бревна. Я могу писать, я чувствую это... Ты вряд ли поймешь меня, Мак.
— Почему же? Я вполне понимаю тебя.
— Ты же видишь, что я за человек. Мне трудно заводить знакомства, я не умею разговаривать с людьми...
— У тебя есть девушка, Мэрион? — негромко спросил я.
— Нет.
— А был когда-нибудь в постели с женщиной?
— Нет.
— Тогда слушай сюда, малыш. Я, конечно, не читал Платона, это для меня слишком, но поверь мне — с тобой все в порядке, просто тебе иногда нужно... ну... да к черту, уже поздно, давай спать.