Боевой конь
Шрифт:
С тех пор отец Альберта если заходил на конюшню, то только для того, чтобы забрать Зоуи. Меня он оставил в покое. Он выводил Зоуи во двор, надевал на неё седло и ехал к холмам позади фермы, на склонах которых паслись овцы. И вот однажды он, как обычно, зашёл на конюшню и вывел Зоуи. Я уже привык к этому и не обратил внимания. Но, когда он вдруг вернулся и ласково заговорил со мной, да ещё протянул ведро с ароматным овсом, я заподозрил неладное. Однако овёс был таким вкусным, а мне было так любопытно, чего это затеял отец Альберта, что я не заметил, как он накинул мне на шею недоуздок. Я дёрнулся, но было уже поздно.
– Не бойся, малыш, всё будет хорошо, – тихо сказал он. – Всё будет хорошо, вот увидишь. Они будут заботиться о тебе, они мне обещали. А мне так нужны деньги, Джоуи. Очень нужны.
ГЛАВА 4
Он привязал длинную верёвку к недоуздку и вывел меня из конюшни. Я пошёл, потому что там была Зоуи. Она смотрела на меня через плечо и ждала. С ней я готов был идти куда угодно. Но я заметил, что отец Альберта всё это время говорил почти шёпотом и то и дело воровато оглядывался.
Он знал, что я пойду вслед за Зоуи, поэтому привязал меня к её седлу верёвкой, взял её под уздцы, и так мы пересекли двор, прошли подъездную дорожку и мост. Там он резво вскочил в седло, и мы рысью пошли в гору к деревне. Ехали молча: ни мне, ни Зоуи он не сказал ни слова. Дорога была мне знакома. Мы не раз ездили с Альбертом в деревню, и мне там нравилось: новые люди, незнакомые лошади. Именно там я незадолго до этого впервые увидел автомобиль. С оглушительным рычанием он промчался мимо почты. Я застыл тогда, не в силах пошевелиться от сковавшего меня ужаса. Альберт ещё долго меня после этого дразнил. Но теперь, когда мы на рысях подлетели к деревне, там был не один, а несколько автомобилей и такое количество людей и лошадей вокруг, сколько я ещё никогда не видел. Меня охватило радостное волнение, и в то же время где-то в глубине души возникло неприятное предчувствие.
На лужайке за церковью было множество людей в защитной форме. Отец Альберта спешился и повёл нас к ним. Тут военный оркестр грянул решительный марш. Звон литавр разнёсся над всей деревней. Мальчишки схватили палки, вскинули на плечо, как ружья, и стали маршировать, а девочки махали из окон флагами.
Когда мы подошли к белому флагштоку в центре лужайки, на котором повис без ветра английский флаг, сквозь толпу к нам пробрался офицер. Высокий и стройный, в ладной форме с широким кожаным ремнём и с серебряной саблей в ножнах. Он пожал руку отцу Альберта, и тот сказал:
– А, капитан Николс! Здравствуйте, сэр. Я же говорил, что приду. Всё дело в том, что мне очень нужны деньги – иначе я бы ни за что не расстался с таким конём.
– Понимаю, – сказал офицер, разглядывая меня. – Признаюсь, я думал, вы преувеличивали, когда вчера в «Джордже» говорили, что у вас лучший конь в округе. Все так говорят, и я вам не поверил. Но вы оказались правы.
Он нежно погладил меня по шее и почесал за ухом. Говорил он мягко, касался меня осторожно, и я не вздрогнул и не отпрянул.
– Да-да, вы оказались правы, – продолжал капитан Николс. – Такой конь сделает честь любому полку. И мы с радостью его купим. Да что там! Я и сам с удовольствием бы его оседлал. Если у него и характер не хуже, чем внешний вид, я буду счастлив взять его себе. Отличный конь. В самом деле, отличный конь.
– Вы мне вчера обещали за него сорок фунтов, сэр, – напомнил отец Альберта почти шёпотом, как будто боялся, что его услышит посторонний. – Дешевле не отдам. Очень уж деньги нужны.
– Я помню, сколько обещал, – проговорил капитан Николс, открыл мне рот и осмотрел зубы. – Отличный молодой конь, крепкая шея, покатые плечи, ровные волосы над копытами. Вижу, он много работал. Вы с ним охотились?
– Мой сын ездит на нём каждый день. Говорит, что мчится галопом, как на скачках, и перепрыгивает препятствия, как настоящий охотничий конь.
– Понятно, – сказал капитан. – Если ветеринар подтвердит, что он абсолютно здоров, вы получите свои сорок фунтов, как договаривались.
– Только поскорее бы, сэр. – Отец Альберта нервно оглянулся. – Уж очень я тороплюсь. Столько дел.
– У нас тоже немало дел. Мы не только покупаем лошадей, но и вербуем новобранцев. Однако с вами постараемся заключить сделку побыстрее. Видите ли, в ваших местах гораздо больше крепких парней, чем хороших лошадей. Парней осматривают доктора, а не ветеринары, так что, я думаю, мы с вами быстро всё сладим.
Капитан Николс провёл меня в арку напротив трактира, и мы оказались в большом саду. Кругом были люди в белых халатах, а за столом под деревом сидел человек в военной форме и что-то писал. Я услышал, что Зоуи меня зовёт, и ответил ей, чтобы успокоить. Сам я в тот момент ничуть не волновался. Мне только было интересно, что будет дальше. Пока капитан вёл меня сюда, он всё время ласково со мной говорил, поэтому я совсем не боялся. Ветеринар оказался невысоким толстячком с черными усами щёткой. Он ощупал меня тут и там, заставил поочередно поднять каждую ногу, что мне вовсе не понравилось, заглянул в глаза, в рот и принюхался к моему дыханию. Затем попросил пробежаться туда-сюда и наконец признал меня годным.
– Здоров как бык. Подойдёт хоть для кавалерии, хоть для артиллерийских частей. Ни опухолей, ни накостников, хорошие ноги, хорошие зубы. Покупайте его, капитан, не раздумывая. Это отличный конь.
Мы с капитаном вернулись туда, где нас ждал отец Альберта. Капитан дал ему обещанные банкноты, которые отец Альберта спешно спрятал в карман.
– Вы уж позаботьтесь о нём, сэр, – попросил он. – Смотрите за ним получше, чтоб ничего не случилось. Мой сын так его любит.
Со слезами на глазах он погладил меня по носу. И я подумал, что всё-таки он не такой уж плохой человек.
– Не волнуйся, всё будет хорошо, – прошептал он мне. – Ты всё равно не простишь меня, так же как Альберт меня не простит, но я должен был тебя продать. Иначе я не смогу заплатить по закладной, и тогда у нас заберут ферму. Я плохо с тобой обращался, я со всеми плохо обращался... Прости меня.
И он пошёл прочь, уводя за собой Зоуи. Я глядел, как он уходит, сгорбившись и повесив голову, как человек совершенно разбитый.
Вот тогда я понял, что меня бросили. Я заржал – высоко и пронзительно, и мой крик, в котором выразилось бесконечное отчаяние и страх, разнёсся по всей деревне. Даже Зоуи – такая спокойная и послушная – замерла как вкопанная, несмотря на понукания отца Альберта. Она развернулась, вскинула голову и заржала в ответ. Но её крики становились тише, и Зоуи всё-таки увели. Кто-то пытался меня успокоить, чьи-то руки гладили меня, но я был безутешен.