Боевой конь
Шрифт:
Во дворе хлопнула дверь, и я услышал знакомую поступь – чёткий стук сапог по брусчатке. Капрал Сэмюэль Перкинс осматривал конюшни: проверил всех и наконец добрался до меня.
– Добрый вечер, сэр, – сказал он, ловко отдавая честь. – Всё рисуете?
– Стараюсь, капрал, – ответил капитан Николс. – Пытаюсь отдать ему должное. Это же лучший конь в эскадроне. Как по-вашему? Никогда не видел такого ладного коня.
– Да, сэр, с виду он хорош, – проговорил капрал.
Я невольно повёл ушами: его голос с едкими нотками вселял в меня ужас.
– Этого у него не отнимешь. Однако красота не главное, так ведь, сэр? Хороший конь – это не только хороший экстерьер. Даже не знаю, как бы это сказать...
– Говорите, как вам угодно, капрал, – сказал капитан Николс ледяным тоном. – Но не забывайте, что вы говорите о моём коне и он мне дорог.
– Ладно, скажем так, он слишком самостоятельный. Да-да, именно самостоятельный. На полевых учениях он неплох, очень выносливый – один из лучших, – но в манеже просто наказание. Непокорный и сильный, как чёрт. Сразу видно, что его толком не дрессировали. Что и спрашивать с деревенской лошади? Но, если мы хотим сделать из него настоящего кавалерийского коня, придётся приучить его к дисциплине. Он должен слушаться: всегда и во всём, безоговорочно подчиняться. В бою нужен надёжный конь, а не капризная примадонна.
– По счастью, капрал, война будет идти именно в поле, а не на манеже. Я лично просил вас обучать Джоуи, потому что вы лучший специалист в эскадроне. Но я вынужден вас попросить немного ослабить хватку. Не забывайте, кто он и откуда. С ним легко сладить, если только обращаться помягче. Помягче, капрал. Я не хочу, чтобы он ожесточился. С этим конём я пойду на войну, и, если удача нам улыбнётся, мы вместе вернёмся домой. Он мне очень дорог, капрал. И я был бы очень вам благодарен, если бы вы берегли его, как своего собственного. Меньше чем через неделю мы отплываем во Францию. Мне очень жаль, что времени так мало и я не могу сам с ним заниматься. Но я должен готовить войска: превратить пехоту в кавалерию. Конь – это верный боевой товарищ, капрал, но он не может воевать. А некоторые из моих солдат до сих пор думают, что им хватит сабли. Они полагают, что достаточно помахать саблей – и немцы бегут. Но я вам говорю: если мы хотим выиграть эту войну, нужно хорошенько научиться стрелять.
– Да, сэр, – ответил капрал.
Я уловил в его голосе неожиданную нотку уважения. И в целом он как-то сник и притих. Таким я его ещё не видел.
– И ещё, – добавил капитан Николс, прежде чем покинуть конюшню, – я был бы рад, если бы вы немножко его откормили. Джоуи в последнее время похудел и, я бы даже сказал, осунулся. Через два-три дня будут показательные маневры, и мне хотелось бы, чтобы он предстал во всей красе. Чтобы сразу было видно, что это лучший конь в эскадроне.
В последнюю неделю подготовки я наконец-то начал работать в полную силу. С того вечера капрал Перкинс стал обращаться со мной помягче, реже использовал шпоры и натягивал повод. К тому же мы теперь меньше занимались в манеже и больше на равнине перед лагерем. К тензелю я тоже привык, стал перекатывать его языком, как делал раньше с грызлом. И я начал радоваться хорошему корму, чистке, расчёсыванию. В конце концов, здесь мне уделялось столько внимания, сколько не уделялось никогда раньше. Я всё реже вспоминал о Зоуи и своей прежней жизни на ферме. Но Альберта—его голос, его лицо—я не забыл. Незримый, он был рядом всё то время, пока я старательно тренировался, чтобы в конце концов стать настоящим боевым конём.
Когда капитан Николс пришёл в конюшню, чтобы вывести меня на последние, показательные, маневры, я смирился со своей новой жизнью, даже начал получать от неё удовольствие. Капитан Николс в парадной форме оседлал меня, и мы вместе со всем полком вышли на Солсберскую равнину. Весил он немало, но больше всего досаждали жара и мухи. Мы часами стояли под палящим солнцем и ждали. Наконец, когда солнце почти скрылось за горизонтом, мы выстроились клином и приготовились к атаке – финальному аккорду показательных маневров.
Приказали готовиться к наступлению, и мы шагнули вперёд. Все ждали сигнала. В воздухе чувствовалось напряжение. Оно передавалось от лошади к всаднику, от одного коня к другому, от солдата к солдату. Во мне нарастало предвкушение – такое острое, что я едва мог устоять на месте. Капитан Николс возглавлял свой отряд, а рядом с ним был его друг капитан Джейми Стюарт на незнакомом мне коне – высоком жеребце с чёрной сверкающей шерстью. Когда мы пошли вперёд, я встретился с ним взглядом. Секунду жеребец пристально смотрел на меня. Но тут с шага мы перешли на рысь, потом на лёгкий галоп. Прозвучал сигнал к атаке, и я увидел кончик сабли выше своего правого уха. Капитан Николс подался вперёд и пустил меня галопом. Грохот, клубы пыли, крики людей – от всего этого меня охватил небывалый восторг. Я понёсся вперёд, оставив далеко позади всех, кроме того самого блестящего чёрного коня. Ни капитан Николс, ни Джейми Стюарт не проронили ни слова, но я вдруг почувствовал, что должен прийти первым. Я бросил косой взгляд на соперника и понял, что он тоже решил мне не уступать. Его глаза сверкали, а лоб сосредоточенно наморщился. Когда мы долетели до «врага», наши всадники едва смогли нас остановить. Мы пришли вровень и стали, тяжело дыша, так же как наши капитаны.
– Ну что, Джейми, теперь убедился? – с гордостью проговорил капитан Николс. – Вот об этом коне я тебе и говорил. Я нашёл его в Девоншире. И признай: ещё немного, и твой Топторн бы поотстал.
Мы с Топторном сперва глядели друг на друга настороженно. Он был чуть не на ладонь выше меня – огромный крепкий конь. Держал голову гордо, даже величественно. Я первый раз видел коня, который мог со мной потягаться, но глаза у него были добрые, и я понял: мы с ним поладим.
– Мой Топторн – лучший конь в нашем полку, да и в любом другом тоже, – ответил Джейми Стюарт. – Джоуи резвее, и да, признаю, я не видел ещё такого красавца среди лошадей, которых впрягают в тележку молочника. Но выносливостью мой Топторн его побьёт. Он у меня неутомимый. В нём одном восемь лошадиных сил, вот так!
На обратном пути в лагерь, капитаны спорили о достоинствах своих коней. А мы с Топторном трусили бок о бок, опустив головы, усталые после целого дня на жаре и безумной вечерней скачки. В ту ночь нас поставили в соседние денники, и на следующий день в трюме переоборудованного лайнера, который повёз нас во Францию, на войну, мы опять оказались рядом.
ГЛАВА 6
На корабле царила атмосфера радостного предвкушения. Солдаты сияли, как будто впереди их ждал какой-то весёлый военный пикник. Казалось, ничто в мире их не печалит. Когда они чистили нас и давали еду, они обменивались шутками и смялись. Такими довольными я их никогда раньше не видел. И их настрой пришёлся очень кстати, потому что море было неспокойным, корабль бросало вверх и вниз и многих коней охватил ужас. Некоторые бились, пытаясь вырваться на свободу – туда, где земля не уходит из-под ног. Солдаты успокаивали нас, уговаривали потерпеть.
Как ни странно, не капрал Сэмюэль Перкинс помог мне пережить это плавание, хотя он приходил ко мне, когда море было особенно бурным. Он держал мою голову и гладил меня уверенно и властно, но это ничуть не помогало.
Настоящим утешением для меня стал Топторн. Он опускал голову на дверь денника, я клал свою голову ему на шею, закрывал глаза и старался не замечать, что корабль швыряет из стороны в сторону, а рядом бьются обезумевшие кони.
Но, когда мы пришвартовались, всё стало наоборот. Лошади успокоились, как только почувствовали под копытами твёрдую почву, а солдаты притихли и помрачнели. Бесконечная вереница раненых тянулась к кораблю, отплывавшему назад в Англию. Когда капитан Николс вёл меня по причалу, я заметил, что он всё время оборачивается и смотрит на море, надеясь скрыть слёзы. Раненые – на костылях, на носилках, в каретах «скорой помощи» – были повсюду. На искажённых болью лицах было написано отчаяние. Солдаты старались скрыть свой страх, но в их шутках теперь чувствовалась горечь. Ни окрики сержантов, ни вражеская атака не подействовали бы на них так, как это ужасное зрелище. Здесь они впервые увидели, какова эта война, и, как оказалось, ни один из них не был к этому готов.
Когда мы покинули город и вышли в поля, мрачный дух развеялся, и все снова повеселели. Солдаты пели и перешучивались. Впереди был длинный переход. Два дня скачки в клубах пыли. Каждый час мы останавливались на несколько минут, а вечером разбивали лагерь у деревни, неподалёку от ручья или речушки. О нас хорошо заботились, время от времени вылезали из седла и шли рядом – давали нам отдохнуть. Когда мы останавливались у ручья, нам приносили в вёдрах прозрачную, холодную воду, которая освежала и радовала. Я заметил, что Топторн всегда опускает морду в ведро с водой и, прежде чем начать пить, трясёт головой, осыпая меня сверкающими брызгами.