Боевой расчет «попаданца»
Шрифт:
— Огонь!
Г-гах! Блямс! Звенит выброшенная гильза. Мимо! Немецкий танк спасают маленькие размеры.
— Готово!
— Огонь!
Г-гах! Блямс! Мимо! Да что ж за невезуха! Немцы уже обнаружили нашу позицию, даже вижу, как вспыхивает дульное пламя на башне танка. Четвертая попытка.
— Готово!
— Огонь!
Г-гах! Блямс!
— Е-есть! — ору не сдерживаясь.
Попали! Яркая вспышка — дульное пламя уже не вспыхивает на сером силуэте. В стрельбе наступает перерыв. Костромитин скручивает колпачки и устанавливает взрыватели в следующем ящике.
— Готово!
Оборачиваюсь к лейтенанту.
— Добьем?
Лейтенант
— Пулемет! Десять метров от правого угла первой хаты.
И как лейтенант успел обнаружить? Я пулемет не вижу, но на всякий случай беру чуть выше уровня берега, помня о недостаточной дальности, установленной на прицеле.
— Готово!
— Огонь!
Г-гах! Блямс! Попали не попали, но пулемет вроде затыкается.
— По мосту! — командует лейтенант.
Но я встаю с сиденья и выпрямляюсь.
— Ты что? — орет лейтенант, хватаясь за кобуру.
— Тебе надо, ты и стреляй, а я не могу!
Во-первых, мост виден плохо, и попасть мы можем только в его настил под очень острым углом и при большом везении. Во-вторых, через мост продолжают перебираться отдельные беженцы, и стрелять в них я не могу. В-третьих, мост этот немцам не поможет. Через несколько дней, во время наступления корпуса Петровского, они сами его взорвут, как и мост через Днепр. Я просто беру и отворачиваюсь, стрелять в спину Костромитин не будет, не тот он человек. И по беженцам на мосту тоже не станет. Это он в горячке боя на такие «подвиги» был готов, а отойдет, самому стыдно будет. Лейтенант остыл, но стволом нагана в кобуру попал не сразу.
— Все! Сворачиваемся и уходим. А этот где?
Пока мы по танкам стреляли, прокатившийся на нашей пушке красноармеец успел слинять. Из боевого в походное положение пушку переводили минут пять, чтобы поднять пять тонн на высоту полуметра, пришлось попотеть, качая рукоятки механизмов. Закрепили ствол по-походному, брезент и ящик с двумя снарядами положили обратно в кузов. Забираясь в кузов, я увидел в заднем борту свеженькую дырку от пули, стало быть, пулемет все-таки был. И был он достаточно близок к цели. Тронулись. Немцы, получив по зубам, на берег не высовывались. А то! Восемьдесят пять миллиметров — это тебе не в углу навалено. Сила! СТЗ выбирается на дорогу, точнее, уже на городскую улицу и медленно торопится к мосту через Днепр.
На днепровском мосту основная масса людей уже проскочила на левый берег. На месте стальных коробчатых ферм и железобетонных опор, памятных по восьмидесятым, стоит деревянное сооружение. Днепр в районе Рогачева не широк, но быстр и полноводен. Вся дорога была усыпана следами поспешного бегства. Ну, хоть трупы на дороге не валяются. Стоп, накаркал. Два лежат у самого въезда на мост, толпа прошлась по ним, и сейчас они напоминают тряпичных кукол, больших и грязных. Чуть дальше лежит еще один, девочки или маленькой женщины, не понять. Мы с лейтенантом оттаскиваем трупы в сторону, СТЗ осторожно пробирается по деревянному настилу, пушка переваливается на брошенных вещах.
За мостом через пойму Днепра дорога больше километра тянется по узкой дамбе. Далее дорога на Довск проходит по густому смешанному лесу. СТЗ ползет по дамбе, а я смотрю на удаляющийся Рогачев. После войны в нем останется, по-моему, единственное довоенное здание — краснокирпичный католический собор. Все остальное будет разрушено, а население почти полностью уничтожено. Большая часть городского населения — евреи. В восьмидесятые они исчезнут почти полностью. Те, кто пережил войну, уедут в Израиль.
Левобережный лес понемногу приближается, и мои мысли принимают другое направление. На следующий день, после захвата Рогачева, немецкая разведка попытается продвинуться по дороге на Довск, но получит отпор. А я как-то пока не вижу никого, кто, согласно исторической правде, будет этот отпор давать. И тут у меня рождается мысль. А что, если это и есть моя миссия. Точнее МИССИЯ, именно так, крупными буквами. Может, меня ради этого сюда и занесло. Остановлю фрицев, и сразу обратно, в квартиру с теплыми полами и модным унитазом, к машине, Интернету, кредитным карточкам и прочим благам цивилизации. Можно и обратно в туалет скорого поезда, я согласен даже без денег и паспорта, но лучше с ними.
Ерунда все это. Похоже, нет никакой миссии. Если здесь мне оторвут башку, то больше она не вырастет. Гейм, как говорится, овер. Но руки после Друти и моста через Днепр чешутся.
— Петрович, стой!
Из кабины высовывается Костромитин.
— Чего ты орешь?
— Вы посмотрите, товарищ лейтенант, какая шикарная позиция. Ну просто грех не воспользоваться.
Лейтенант достает бинокль и минуту рассматривает правый берег. Думает.
— Накроют нас здесь.
— Не успеют, товарищ лейтенант. Мы по-быстрому фрицев на дамбе гасим, пушку на колеса и ходу. А позицию справа от дороги устроим, туда трактор можно незаметно подогнать.
Лейтенант нацеливает бинокль на предлагаемую позицию.
— Не пойму я тебя, инженер, то ты до Урала бежать собирался, а сейчас вдруг решил в героя сыграть?
— А может, я и есть герой, товарищ лейтенант. Только старый, толстый и лысый.
— Вот это мы сейчас и проверим. Давай направо, Петрович.
Миссия моя проваливается, не успев начаться. Едва наша сцепка вползает на опушку леса, как мы замечаем нескольких красноармейцев, копающих стрелковые ячейки. Костромитин идет узнать, что это за часть. Возвращается очень быстро.
— Сто шестьдесят седьмая стрелковая дивизия, — сообщает лейтенант. — Дивизия свежая, в боях еще не бывала.
То, что дивизия кадровая и в боях еще не бывала, видно по внешнему виду красноармейцев и их экипировке. А еще я вижу, что красноармейцев здесь очень мало для прочной обороны. Стрелковые ячейки еще только начали копать, никаких инженерных заграждений нет, минные поля наверняка отсутствуют. Судя по всему, дивизия тонким слоем размазана по левому берегу Днепра и сосредоточенного удара немцев не выдержит, а прочность обороны в этом месте немцы обязательно проверят, я точно знаю. Костромитин выбирает позицию для зенитки, и мы начинаем копать. Правильная огневая позиция для 52-К — это котлован пятиметрового диаметра и метровой глубины, плюс укрытие для расчета и ровик для ящиков со снарядами. Нам втроем, при наличии одной лопаты, за всю ночь с таким объемом не справиться. Поэтому укрытие и ровик упраздняем, размеры котлована ограничиваем длиной повозки и размахом боковых станин. Песчаная почва поддается легко, но одна лопата ограничивает скорость. Закончили, когда уже стемнело. Вижу, что к пехотинцам прибыла полевая кухня.