Боевой расчет «попаданца»
Шрифт:
— А черт его знает, — отвечает один из конвоиров, тот, что похож на деревенского.
— Да ты кляп вынь, — советует рожа.
— Товарищ лейтенант, — повышает голос физкультурник, — тут шпион что-то сказать хочет.
В кузов заглядывает капитан-лейтенант и разрешает вынуть кляп.
— Во-первых, я хочу пить, во-вторых, ссать…
— В штаны дуй, — ржет физкультурник.
— В-третьих, я уже почти задохнулся от этой чертовой тряпки.
Капитан-лейтенант напрягает свои хомячьи мозги, сверяя сложившуюся ситуацию с положениями отданного ему приказа.
— Ладно, — решает он, — выводи.
Многозначительно расстегивает кобуру, конвоиры серьезнеют и перехватывают свои ППШ. Меня выволакивают из кузова. Упав у колеса полуторки, наслаждаюсь возможностью свободно дышать. Но долго разлеживаться мне не дают. Отводят на пару метров в стороны и развязывают руки.
— Ссы давай, только быстро.
Процесс контролируют капитан-лейтенант, оба конвоира, да еще и пара морд из стоящих на КПП. Внимательно следят за каждым движением, готовые вмешаться в любой момент. Мелькает мысль броситься бежать и, тем самым, избежать ожидающей меня участи. Останавливает понимание, что таким образом сбежать не получится — просто дадут очередь по ногам. С такого расстояния промазать труднее, чем попасть.
— Закончил?
Мне опять связывают руки, хомяк из ГБ лично проверяет надежность узлов. Только потом ко рту подносят флягу с теплой водой. Капитан-лейтенант вертит в руках кляп.
— Рот откроешь — воткну на место. Понял?
Я киваю. В некоторых ситуациях я очень даже понятливый, особенно когда есть возможность ехать дальше без тряпки во рту. А едем долго, не считая проверок документов, по дороге останавливались еще три раза, заправляли машину, отправляли свои естественные надобности и ехали дальше. Стерегли меня строго, особенно на остановках, ни малейшего шанса на побег не давали. Разговаривал со мной только капитан-лейтенант, конвоиры как воды в рот набрали. Уже в темноте приехали в приличных размеров городок, судя по донесшимся откуда-то свисткам паровозов, в нем и железнодорожная станция есть. Попетляв по узким старинным улочкам, полуторка останавливается у ворот в высоком заборе из красного кирпича. Поверх забора натянута колючая проволока, это все, что удается увидеть, лежа в кузове. Хлопает дверца, хомячина куда-то быстро ушел. Вернулся он минут через десять.
— Выводи!
Конвоиры уже привычно вытащили меня из кузова на землю. За забором находилось большое здание, построенное из того же кирпича, что и забор. Ряды небольших окошек забраны решетками из толстенных прутьев — тюрьма. Ворота нам, естественно, не открыли. Через дверь рядом с ними мы попадаем в своеобразный предбанник. Здесь разведчики сдают меня местному конвою и с явно видимым облегчением ретируются, вскоре доносится шум отъезжающей машины, они свою миссию выполнили. Местные конвоиры наконец-то снимают с моих рук веревки.
— Руки назад, голову вниз, по сторонам не смотреть! Открывай!
Лязгает стальная решетчатая дверь, и мы проходим вперед, в небольшой решетчатый тамбур.
— Закрывай!
Дверь с таким же лязгом закрывается за конвоиром.
— Открывай!
Снова лязг, и мы уже внутри. Место, куда меня приводят, является административным зданием. Возле одной из дверей останавливаемся.
— Лицом к стене!
Капитан-лейтенант исчезает за дверью, а мы с конвоем остаемся стоять в коридоре. Через некоторое время в дверь заскакивает здоровенный зверообразный мужик — местный надзиратель. Дверь он прикрывает неплотно, и до меня доносятся обрывки разговора, тем более что ни в громкости голоса, ни в выражениях собеседники не сдерживаются.
— Где? Где, твою маму об забор, я ему одиночную камеру найду? Где?
— На бороде! Приказ видел? Вот и выполняй!
Похоже, мой отважный хомячина вступил в схватку с местным начальством за предоставление мне отдельного жилища. Дальше только бу-бу-бу-бу, ничего не понять.
— Ох-хренел, в сто восьмую?! Там блатные друг на друге сидят! Куда я их по всей тюрьме распихивать буду?
Похоже, предложение надзирателя было отвергнуто. И опять: бу-бу-бу-бу.
— Да хоть рожай! Через пять минут не родишь, — взвивается мой капитан-лейтенант, — я своему начальству доложу! Где телефон?
Его бы энергию да нашим чиновникам — все ветераны отдельное жилье давно получили, а то эти все ждут, пока проблема решится естественным путем. Бу-бу-бу-бу.
— Быстро разгоняй на хрен каэровцев из сто четырнадцатой и сажай туда этого долбаного шпиона!
Наконец-то договорились. Надзиратель выскакивает обратно, я успеваю поймать его злобный взгляд. Еще бы! Ради какого-то гуся отдельную камеру освобождать! И плевать ему на всякие приказы сверху, в своем блоке он и закон, и хозяин. Минут через двадцать — от неподвижного стояния у меня уже ноги затекли — надзиратель возвращается за мной.
— Руки за спину! Шевели копытами!
Прежде чем попасть в камеру, меня прогоняют через крайне неприятную процедуру — личный обыск, или, проще говоря, шмон. Раздевают догола, прощупывают каждый шов на одежде и белье. Ничего, естественно, не находят, отбирают портянки — якобы я могу сплести из них веревку и повеситься в камере. Немытыми руками лезут сначала в рот, потом в… Хорошо хоть не наоборот. Пришла толстая баба, судя по грязному, когда-то белому халату, медик. Бросила брезгливый взгляд.
— Здоров.
Наконец разрешают одеться.
— Руки за спину!
По металлическим узким лестницам поднимаемся на третий этаж. Звук шагов гулко носится в лестничном проеме, затянутом стальными сетками, о жизни заключенных здесь заботятся, точнее о невозможности из нее уйти. Кстати, как я понимаю, это не допр, а именно тюрьма, где уже осужденные ожидают отправки в лагеря, так называемая пересылка. Еще одна решетчатая дверь и надзиратель при ней.
— Открывай!
Надзиратель гремит ключами, и мы оказываемся в коридоре, освещенном тусклыми желтыми лампочками. В каждой стене ряд обитых железом дверей с глазками и кормушками, в которые заключенным передают пищу. Останавливаемся у двери с табличкой 114.
— Лицом к стене!
Грохот ключей, визг петель.
— Заходи!
Каменный мешок два с половиной на два метра, потолок высоко, под потолком одинокая лампочка на двенадцать вольт, повеситься на ней невозможно, а напряжение в сети полностью безопасное. Две пристегнутые к стенам койки, привинченный к полу узкий стол, сиденья у стола настолько узкие, что долго на них не усидишь. Забранное решеткой из толстенных железных прутьев оконце, параша в углу и все. Грохочет запираемая дверь. Надеюсь, что я тут ненадолго.