Боевой расчет «попаданца»
Шрифт:
В камере стоит жуткая вонь. В спертом воздухе витают кислые запахи немытых тел, какой-то гнили и еще чего-то жутко неприятного, свой вклад вносит параша, почти заполненная предыдущими постояльцами. Исследования маленького оконца на предмет организации притока свежего воздуха показали полную бесперспективность данного мероприятия — крохотная форточка была намертво заколочена здоровенными гвоздями. Некоторое время бесцельно слонялся по камере. Внезапный арест и первое в жизни попадание в тюрьму выбили из колеи. Наконец по коридору, гремя ключами, прошел надзиратель.
— Отбой! Отбой!
У моей камеры притормозил, открыл кормушку.
— Отбой,
Лязгнул запором и пошел дальше, а я завалился на жесткие доски, отшлифованные многочисленными спинами, лежавшими на них до меня. Еще минут двадцать поворочался на жестком ложе, пытаясь устроиться поудобнее, и, наконец, заснул.
— Подъем!
Спросонья я не сразу понял, чего от меня хотят. Вчерашний надзиратель энергично тряс меня за плечо.
— Подъем! На выход с вещами!
Какие у меня вещи? С трудом разлепив глаза, я сел на скрипучей шконке и уставился на ненавистного вертухая.
— Чего? Куда?
— Очухался? На выход! Вот с ними поедешь.
Рядом с ним стояли два молодца, одинаковых с… Нет, не с лица, у таких мордоворотов лица не может быть в принципе. Рост у обоих под два метра, морды лоснятся, кулачищи, как пивные кружки, в глазах только мрачная решимость выполнить приказ хозяина. Любой ценой выполнить. Такие безоговорочно преданные, нерассуждающие типы всегда верно служат своему хозяину. Пока тот в силе. Стоит ему оступиться или, не дай бог, упасть, они тут же находят себе другого хозяина. И так же верно и преданно начинают рвать в клочья всех, на кого он укажет, включая прежнего хозяина.
Один из бугаев сделал шаг вперед, взял меня за шиворот и сдернул со шконки.
— Шевелись давай.
Начался обратный путь вниз по железным лестницам с затянутыми сеткой пролетами, длинным коридорам, перекрытым решетчатыми дверями. Впереди тюремщик, за ним мордоворот, которого я условно называю старшим, следом я, руки за спину, за моей спиной топает младший мордоворот. У каждой двери стоит надзиратель.
— Открывай!
Лязг открываемой двери.
— Закрывай!
Снова лязг, и наша четверка оказывается в коротком тамбуре, запертом с двух сторон.
— Открывай!
Еще один лязг, и мы в небольшом помещении, выход из которого через обычную дверь. Тюремный двор освещается несколькими желтого света фонарями. Недалеко от выхода стоит черная «эмка», меня ведут к ней. Старший открывает правую заднюю дверь.
— Залазь!
Младший придает мне ускорение тычком в спину. Устраиваюсь на узком диване и тут же оказываюсь зажат между этой сладкой парочкой. К моему изумлению, двери машины все-таки закрываются, но теснота такая, что ни рукой шевельнуть, ни ногой двинуть. Глаза мне тут же завязывают, даже не успеваю разглядеть, кто сидит за рулем. Машина проезжает несколько метров и останавливается. Металл с грохотом катится по металлу. Еще несколько метров вперед, остановка, грохот катящегося металла. Открывается дверца. Бу-бу-бу-бу — о чем говорят, разобрать не могу, и вдруг раздается четкое:
— Проезжайте!
Грохочет откатываемая створка ворот, и машина выезжает за пределы тюрьмы, поворачивает направо, неспешно ускоряется. В эти годы вообще весь транспорт никуда не торопится. Едем долго, «эмка» бодро бежит без остановок, покачиваясь на ямах, видимо, едем по шоссе. Интересно, куда? От неподвижного сидения в одной позе руки и ноги затекают и начинают болеть. Попытка шевельнуться
— Сиди смирно!
А бугаи к такой ситуации, похоже, привычны — едут и не пищат. Но вот машина замедляется, начинает петлять по улицам, несколько раз останавливается. Такая езда длится уже минут тридцать. Значит, это не один из мелких городишек, которые мы проезжали до сих пор, а крупный город — конечная цель нашего путешествия. Я даже догадываюсь, как он называется.
Еще одна остановка, открывается дверца, и опять бу-бу-бу-бу. Машина проезжает еще пару сотен метров, останавливается, и оба мордоворота освобождают меня из своих объятий.
— Вылезай!
Мои конечности настолько затекли, что я даже вылезти самостоятельно не могу. Бугаи вынимают меня из салона и терпеливо ждут, пока я смогу передвигаться самостоятельно. Хлопает дверь, и с меня снимают повязку. Мы начинаем подниматься по какой-то лестнице. Судя по архитектуре, здание дореволюционное, в советские времена строили по-другому. Лестница узкая, явно не парадная, но на каждой площадке стоит энкавэдэшник. Старший мордоворот поднимается впереди, младший сопит за мной. Видимо, эту парочку охранники хорошо знают, во всяком случае, документы у них не проверяют. Еще одна дверь, и мы оказываемся в шикарном широком коридоре. Сводчатый потолок, темный паркетный пол, прикрытый толстой ковровой дорожкой. Дорожка глушит наши шаги. Метров через тридцать старший открывает роскошную деревянную дверь.
— Заходи!
Я захожу, и оба сопровождающих оказываются у меня за спиной. Это большая приемная большого начальника. В углу стоит стол, за ним восседает среднего роста неприметный мужичок. Кроме него и нас, никого больше нет, да и откуда взяться посетителям — судя по темному окну, на дворе ночь.
— Проходите, ОН ждет.
Внезапно до меня доходит, кто этот он. Ноги прирастают к полу, никак не могу сделать первый шаг. Мордовороты и секретарь молча ждут, пока я справляюсь со своей слабостью. Шаг, второй, третий, на пятом тяну на себя тяжелую дверь, еще шаг, и я оказываюсь в полутьме главного кабинета страны. Навстречу из-за стола поднимается невысокий усатый человек в полувоенном френче с изрытым оспой лицом. Каноническая трубка отсутствует.
— Наконэц-то и ви почтили нас своим присутствием, товарищ инженер. Нэхорошо заставлять товарища Сталина так долго ждать, нэхорошо.
А вот и тигрино-желтые глаза, пробирающие мозг до самого дна.
— Да я, товарищ Сталин…
— Что ви? Ви просто воевали, а Родина ждет от вас совсэм другого. Но об этом после, сначала отмэтим нашу встречу. Я и поляну давно накрыл, и все остальные уже собрались, только вас нэ хватает.
Сталин толкнул какую-то деревянную панель, которая оказалась потайной дверью. Из проема хлынул яркий свет.
— Проходыте, нэ стесняйтэсь. Вас все ждут.
Я прошел и оказался в большом, хорошо освещенном зале. Посередине стоял большой длинный стол. Именно он привлек мое внимание в первую очередь, и было чем. Главенствовали два огромных уже наполовину растерзанных осетра, вокруг теснились молочные поросята, некоторые почти полностью обглоданные. Стояли миски с черной и красной икрой. Буженина, балык, свежие овощи и заморские фрукты. А водка! А коньяк! Какие-то вина. И все в поражающих мозг количествах. Закралась мысль, что в наше время такого стола не бывает даже на белодомовском корпоративе.