Боевой расчет «попаданца»
Шрифт:
Тракторист, услышав меня, высовывается из кабины. Я повторяю вопрос:
— Петрович! Это что за пассажиры у тебя?
— Гаубичники, — перекрикивает шум мотора Петрович, — соседи наши бывшие.
Понятно. Соседи, мать их за ногу, на ходу трактор подрезали! Это из-за них мы свое орудие потеряли, и за него нам еще отчитываться надо. Я вдруг начал наливаться холодной яростью. Придется мне сегодня еще раз справедливость восстанавливать.
— Прекратить, — вдруг завопил старлей, — освободите дорогу!
— А вам не кажется, товарищ старший лейтенант,
Говорю спокойно, но кто бы знал, как мне это спокойствие дается. А вот лейтенант, похоже, с катушек уже съехал.
— У меня приказ! А ну убирайся к…
Фраза лейтенанта завершается отборным матом, а мне в голову вдруг лезет фраза киношного опера.
— Это наша корова, и мы ее доим.
— Какая корова?! Да я тебя!
У-у-у, какие мы нервные, слюна во все стороны летит. А вот, если жить хочешь, то пистолет надо доставать быстрее. Пока старлей лапал кобуру, я, не очень торопясь, запустил руку в карман и вытащил конфискованную у Рамиля гранату. Лейтенант, наконец, добрался до рукоятки своего ТТ, а я отогнул усики и выдернул чеку. Когда я отбросил чеку в придорожную канаву, до нервного гаубичника дошло, что стоит мне разжать пальцы, и… Его рука замерла, так и не вытащив оружие до конца, а лоб под козырьком фуражки мгновенно покрылся мелкими бисеринками пота. Детские игры закончились, теперь все по-взрослому.
— Это наша корова, и мы ее доим.
До рож в кузове, наконец, дошло, что что-то идет не так. Гранату в моей руке они не видят — лейтенант закрывает. Двое спрыгивают с трактора и направляются к нам поддержать своего командира. Сдвоенный щелчок винтовочного затвора прозвучал громче пистолетного выстрела. Я скосил глаза влево, ствол карабина красноармейца Ильдусова смотрел прямо в живот здоровяка ефрейтора, замершего в нескольких метрах от нас. У Рамиля вообще очень ограниченное понятие свои — чужие. Свои — это расчет, в котором он служит, батарея, полк, в конце концов. Этим круг своих ограничен, а гаубичники не из нашего полка, поэтому они чужие. А раз чужие, да еще на наш трактор посягнули, то для возвращения своего имущества все средства хороши, включая оружие. Тем более что одну несправедливость он сегодня уже пережил, но я — свой. А тут беспредел творят чужие.
— Ребята, да вы что?
— Замолчи, Катерина. Рамиль, что к трактору прицеплено?
Стоя прямо перед кабиной, я не вижу, что творится за кузовом СТЗ.
— Пушка.
— Отцепляйте!
Лейтенант медлит, решая, то ли вытащить пистолет, то ли засунуть его обратно в кобуру. Его взгляд прикован к зеленому цилиндру в моей руке.
— Считаю до четырех. Раз!
Указательный палец отпускает предохранительный рычаг.
— Два!
К указательному присоединяется средний.
— Три!
— Стой!
Старлей толкает пистолет обратно и поворачивается к своим артиллеристам.
— Отцепляйте, хрен с ним.
Правильно, лучше вернуть свежеуворованный трактор, чем погибнуть от гранаты, брошенной каким-то психом. Гаубичники неуверенно задвигались, косясь на направленный на них ствол,
— Быстрее!
Я делаю вид, что удерживать рычаг всего двумя пальцами мне очень тяжело.
— Шевелитесь, чтоб вас…
Конец фразы лейтенант заканчивает нецензурщиной, призванной подогнать подчиненных. Помогло, задвигались быстрее. Наконец орудие отцепили от трактора.
— Петрович, в кузове что-нибудь есть?
— Два ящика со снарядами и барахло их.
— Выгружайте!
— Выгружайте, — повторяет лейтенант, — да побыстрее.
С разгрузкой управились минуты за три.
— Иди сюда, лейтенант.
Я отвожу старлея с дороги, освобождая проезд. СТЗ, стреляя выхлопом, проскакивает за мою спину.
— В кузов, быстро!
Катерина, Дементьев, а затем и Рамиль забираются в кузов. Из кузова Ильдусов опять направляет карабин в сторону расчета, стоящего у своей стодвадцатидвухмиллиметровой гаубицы, трех зеленых ящиков и прочего имущества.
— Держи, лейтенант.
Перехватив своей левой рукой правую руку лейтенанта, осторожно, так, чтобы не отскочил предохранительный рычаг, вкладываю гранату в потную ладонь. Пусть лучше думает, куда гранату девать, а не как с нами разобраться.
— Петрович, гони!
Пытаюсь запрыгнуть в кузов СТЗ уже на ходу. Винтовка, вещмешок и прочая амуниция чуть не утянули меня обратно. Рамиль с Сергеем подхватили и втащили в кузов. Только когда мы отъехали на приличное расстояние, позади бухнул негромкий взрыв ручной гранаты. Могли бы и быстрее догадаться просто выбросить ее подальше, граната-то наступательная, за пределами пятнадцати метров практически безопасна.
— Ну и как ты дошел до жизни такой?
— А-а, дойдешь тут с вами, — Петрович пристраивает к горловине бака жестяную воронку, — мало того, что германцы, так еще и свои пристрелить грозятся.
— Это кто же тебя убить хотел?
— Хотел не хотел, а грозился. Майор ихний. У них мехвод пацан совсем, молоко на губах не обсохло, главный фрикцион у трактора спалил. Вот они меня и остановили, как вы, встали на дороге — не пройти, не проехать. Ну я остановился. Майор мне — «гаубицу вези», а я ему — «у меня приказ зенитку забрать».
— А он?
— Он мне пистолет ко лбу приставил и говорит: «Мне трактор и без водителя пригодится, мехвод у меня свой есть, хоть и говенный». Вот так с утра с ними и кантуюсь. А до вас я всего метров триста-четыреста не доехал, гаубичная батарея к дороге ближе стояла.
— Понятно.
Петрович откидывает крышку двадцатилитрового бидона и осторожно льет керосин в бак, этого должно хватить до Новой Усмани. В разговор вступает Катерина.
— Товарищ сержант, а что с нами теперь будет?
— Все нормально будет. С чего ты взяла, что с нами что-то должно произойти?
— Так вы же лейтенанту угрожали, за это судить будут.
— И как я ему угрожал? Я хоть одно слово угрожающее произнес? Я потребовал наше имущество вернуть. Они и вернули, и даже не извинились.