Боевой топорик Яношика
Шрифт:
— Не эту! — оттолкнул Цирил. — Левую, от сердца.
— Цирил, а еще скажи… только одно слово… — протягивая левую руку, сказал Тоно. — Когда найдем валашку, тогда что?
— Пойдем к ружомбергским партизанам.
— Коли! Хоть сто раз коли!
Ёжо подбросил хвороста. Костер вспыхнул ярче, торжественнее.
Цирил поплевал на палец новичка, старательно вытер его рукавом рубашки и наколол иголкой. Пламя костра слегка колебалось, и длинные тени ребят качались по стенке пещеры.
Кровью, выступившей из
Гриша улыбнулся, вспомнив и свои мальчишеские клятвы. Теперь он был твердо уверен, что с этими парнишками можно смело разговаривать.
Закончив таинство клятвы, мальчишки взялись за кирки и принялись долбить стену пещеры, расширяя вход.
«Гуу-ух!» — далеко в горах прокатился глухой, тяжелый взрыв. Ребята побросали работу, замерли.
— В Ружомберге, — настороженно подняв указательный палец, сказал Цирил.
— Партизаны! — со священным трепетом в голосе прошептал Ёжо. — Мост взорвали.
— Склад боеприпасов! — уточнил Цирил.
И вдруг как бы в подтверждение этих слов на северо-востоке взметнулось зарево. Взметнулось ярко, потом немного осело, расширилось, потемнело и снова брызнуло высокими кровавыми фонтанами.
«Наверное, поезд с бензином полетел под откос. Цистерны рвутся и вспыхивают», — решил Гриша и уже вышел из своей засады, намереваясь заговорить с ребятами, как вдруг где-то внизу послышался топот. Понять, кто идет, было невозможно: в горах шорох маленькой птички иногда кажется гулом, а топот коня едва слышен.
— Цирил, — зашептал Тоно, — сюда бегут!
— Глупости! Кто может знать, что мы тут?
— Да ты прислушайся!
Внимательнее всех прислушивался Гриша: появление нового человека срывало все его планы.
За скалой раздался звонкий девичий голос:
Гей, горэ гай. Долэ гай. Гаем, долэм ходник, Мой отец был добжи, Я мусим быть збойник.«Девушка? Ночью в горах? Да еще с разбойничьей песней, — удивился Гриша. — Пожалуй, такая же стрекоза, как Галя», — вспомнил он свою школьную подругу, Галю Лесовскую.
На скале, как взмах крыла вспугнутой птицы, пронеслось белое платье. Через мгновение оно мелькнуло уже в другом месте. Девушка легко перепрыгивала с камня на камень. Роста она была невысокого, но, видимо, сильная, ловкая. По виду Гриша дал бы ей не больше шестнадцати лет.
— Ёжо! — насторожился Цирил. — Твоя сестра. Она же у коменданта работает!
— Ну так что, выдаст, что ли? — с обидой спросил Ёжо. — Она прислугой, а не полицейским.
— Да я ничего, — виновато замялся Цирил. — Только почему среди ночи распелась?
— Страх отгоняет. Она всегда так… Эй, вояка в юбке! — окликнул Ёжо сестру. — Куда ты?
— Ёжко, Ёжко, в Медзиброде партизаны! — горячо заговорила девушка, подбегая к костру. — Выпустили всех арестованных. Убили коменданта. Наш уехал на похороны. А я сразу домой. Хотела постирать тебе. Да по дороге узнала, что…
— Ну, застрочил пулемет! — Ёжо махнул рукой. — Узнала то, узнала это. Больше твоего знаем, да не хвастаем! Уходи!
— Как тебе не стыдно! Я старше тебя! И потом… Не для себя старалась, бежала в такую даль…
Цирил степенно, как и подобает вожаку, подошел к непрошеной гостье и сухо спросил, как она сюда попала.
Девушка умолкла, отвернулась.
— Божка, сейчас же уходи! — воинственно наступал на нее брат. — И если проболтаешься…
— «Проболтаешься»! «Проболтаешься»! — передразнила Божена. — Сами так совещались на своем чердаке, что и глухой услышал бы… Давно знаю, что бегаете в эту пещеру. Валашку Яношика ищете, чтобы перебить всех гардистов, а самого Тиссо повесить на той березе, что растет на Крижне. Давно всё знаю! А вот же не выболтала…
Ошарашенные такой осведомленностью, ребята молчали и смущенно переглядывались.
— Чудаки! Ищут валашку Яношика, а она уже давным-давно у партизан.
— Много ты знаешь! — огрызнулся Ёжо.
Но друзья насторожились. А Гриша невольно подался вперед.
— Вот и знаю, все знаю! — затараторила девушка. — От самого коменданта слышала! Чуть что случится в местечке или где-нибудь листовки появятся, он сразу кричит: «Опять эта валашка Яношика! Опять эта проклятая валашка!»
— Чудачка! — Цирил высокомерно отвернулся. — Это он совсем о другой валашке.
— О какой другой?
— Не бабье дело!..
Гриша понял: подпольная типография, которую Вацлав Гудба назвал валашкой Яношика, работает бесперебойно. Значит, он еще не опоздал.
Божена вздохнула и сказала тихо, но так, что все сразу насторожились:
— Цирил, иди домой…
— А тебе какое дело? — не глядя на нее, спросил Цирил.
— Твой отец… Твоего отца…
— Что с ним? Где отец? Посадили?!
— Ранен. И обжегся.
— Что ж молчала?! — набросился Ёжо. — Начала от самого потопа.
— Чтоб не испугать. Дядя Януш об этом просил… Да отец выздоровеет. Бабушка Мирослава уже лечит его.
Торопливо побросав инструменты в яму и завалив ее камнем, ребята убежали. Божена, едва поспевая за ними, рассказывала, что в Ружомберге сгорела фабрика, что фашисты стреляли в рабочих и что ранен не один только отец Цирила…
Тропинка нырнула вниз, голос Божены растаял. Потом и топот затих.
Грише снова предстояло решать, как найти Яна Ковача. Только теперь этог вопрос тревожил сильнее: вдруг и Ковача посадили в тюрьму или убили? Что делать? Бежать за ребятами? Выследить Цирила или Ёжо и поговорить с ними один на один?