Боевые псы Одиума
Шрифт:
Да, в таком автомобиле и впрямь можно было жить, причем с комфортом: мини-бар, мягкие кресла, кондиционер и несколько дисплеев, на которых все время отображались непонятные для превенторов столбцы чисел и процентов – все это в сравнении с тесной кабиной армейского тягача выглядело куда более цивилизованно. Бар дразнил неизбалованных такой роскошью Беглеца и Невидимку запотевшими от холода бутылками со всевозможными напитками, но гости попросили лишь по стакану сока. Кондиционированный воздух в лимузине и постоянное напряжение вызывали жажду, а бороться с волнением методами Брайана –
Макдугал снисходительно посматривал на ошарашенных переменой обстановки гостей и, откинувшись в кресле, продолжал «успокаивать нервы», прикладываясь к виски, хотя сейчас уже никто не стращал Брайана оружием. Пэйнфулы и страйкеры отправились на дно озера вместе с превенторской униформой. Последние атрибуты прежней жизни Бунтаря и Невидимки канули в пучину. Но горевать об этом у беглецов не было времени: новые впечатления накатывали на них столь интенсивно, что они попросту не успевали отвлекаться на воспоминания.
Прошлые и нынешние представления Бунтаря об Одиуме можно было сравнить с интерактивными картами, которые превентору довелось изучать в минувшие сутки. Точнее, с классическим видом этих карт и их трехмерными проекциями.
Это только вначале кажется, что невозможно узнать один и тот же ландшафт, преображенный из плоской схемы в объемный макет. Но, присмотревшись, вскоре начинаешь ориентироваться на новой карте не хуже, чем на старой. И чем дольше изучаешь ее, тем сильнее убеждаешься: пусть реальность и выглядит сложнее своего примитивного отображения, воспринимается она тем не менее гораздо отчетливее. И все благодаря наполняющим ее мелким узнаваемым деталям. Именно они и доказывали Бунтарю: город Одиума был всего лишь одной из граней знакомого превенторам мира, а вовсе не иной реальностью, с которой Бунтаря и Невидимку совершенно ничего не связывало.
Лимузин Макдугала двигался в плотном потоке уличного движения, в котором не наблюдалось ни одного просвета, а сам поток протекал по руслу из громадных зданий, то и дело пересекаясь с другими транспортными потоками, текущими по соседним улицам.
Здания были настолько огромными, что казались Бунтарю гораздо выше окружавших Периферию гор. Сколько ни задирал Первый голову, стараясь рассмотреть сквозь тонированное окно лимузина хотя бы одно монументальное строение целиком, превентору это так и не удалось. На высоте примерно ста метров над городом висела сплошная, похожая на туман белесая дымка. Она-то и не позволяла увидеть ни верхушки городских небоскребов, ни небо, которое эти верхушки якобы скребли. Солнечный свет, правда, пробивался сквозь эту завесу, из чего следовало, что она не слишком плотная.
Однако красок в картину города добавляло не солнце, а вызывающе-яркое изобилие светящихся вывесок и реклам. Это тоже был своеобразный поток, только хаотичный, многоцветный и брызжущий во все стороны горячими радужными струями. Он бушевал поверх автомобильно-пешеходного потока, пузырился и кипел, подогреваемый электрической энергией, суммарной мощности которой наверняка хватило бы для удара такой молнией, какая за миг выжгла бы этот город дотла. Бунтарь прикинул, что творится на городских улицах в темное время суток, и решил, что если сунется сюда ночью, то сразу же сойдет с ума от мельтешения людей, машин и сверкающих огней.
«Мельтешащий мир» – так превентор обозвал для себя то, что видел сейчас в окне лимузина. Сначала хотел назвать по-другому – «нереальный», – но, приглядевшись получше, обнаружил массу мелких деталей, которые и срывали с царящего вокруг действа налет нереальности.
Пластиковые пакеты и рваные газеты, гонимые ветром по тротуарам…
Обшарпанные стены зданий…
Голуби, стаями летающие над площадями, – эти городские птицы мало чем отличались от своих диких сородичей, обитающих в Белых Горах…
Бездомная дворняга с грустными и по-человечески умными глазами… Она сидела у мусорного бака и отстраненно следила за суетливой людской беготней. Бунтарь поразился тому, как собака почуяла, что за ней наблюдают из-за затемненного стекла, и долго сопровождала взглядом вроде бы невидимого ей превентора, словно обнаружила в нем родственную душу…
Совершенно неуместная на фоне стекла, пластика и бетона большая куча желтой глины… Она лежала возле огороженной знаками ямы, разрытой у края проезжей части…
Ручей, неизвестно откуда и куда бегущий вдоль дорожного бордюра…
Все эти детали-лоскуты, вырванные Бунтарем из полотна городской жизни, выглядели столь естественно, что когда голова Первого начинала кружиться от уличной суеты, он поскорее отыскивал в ней что-нибудь понятное и привычное, на чем можно было задержать взор и позволить себе ненадолго расслабиться.
Но, разумеется, что небоскребы, автомобили и россыпь рекламных огней интересовали превенторов во вторую очередь. Прежде всего их внимание привлекали люди.
Бунтарь и Невидимка озирались по сторонам и видели вокруг даже не сотни, а тысячи горожан. Те либо спешили по своим делам, либо, наоборот, стояли и спокойно беседовали. Неторопливо прогуливающихся людей на улицах было мало, и Первому поначалу это показалось странным. Но когда лимузин проезжал мимо парка, Бунтарь догадался, что для тех, кто желает гулять просто ради удовольствия, существуют специально отведенные места – этакие маленькие заповедники; островки дикой природы посреди рукотворных каменных гор и бурлящих меж ними стальных транспортных потоков.
Окруженный множеством лиц, Бунтарь пережил ощущение, близкое тому, что он испытал сегодня утром. Когда «Мангуста» миновала последнюю протоку и вышла в большое озеро, противоположный берег коего терялся за горизонтом, Первого и Одиннадцатую охватил натуральный трепет. Читая скупые справочные материалы Скрижали о существующих на Земле морях и океанах, превенторы смутно представляли себе, как выглядит наяву столь неимоверное количество воды. Действительность превзошла все ожидания. Даже зная о том, что озеро, омывающее северные районы города, – это еще не море и тем более не океан, беглецы все равно были потрясены раскинувшейся перед ними безграничной водной гладью.