Боевые репетиции
Шрифт:
Сержант сделал последнюю попытку добиться чего-то правдоподобного:
— Из чего выхватил? Из кобуры?
— Да нет, кобуры на нем не было.
— Так из-за пазухи?
— Нет же! Руки у него были на виду. Ничего в них не было — и тут р-р-раз! И наган в руке. Из рукава, должно быть.
— Ну, а потом?
— Потом велел лечь на землю. И достать все, что было в карманах. И забрал. Только ни у кого из нас документов не было.
Последняя фраза вызвала наибольшее доверие со стороны дежурного.
— А потом велел убираться оттеда.
— Так он, выходит, не стрелял?
— Не. Может, побоялся, что услышат.
— Что ж, все ясно, — подбил итоги сержант Васильев. — Вот тут, снизу напишите: "С моих слов записано верно". И свое имя.
Бдительный гражданин СССР изобразил надпись: "с маих слов записоно верна" — и расписался.
Уже после ухода добровольного помощника в отделение прибыл старшина, бывший до этого на задании.
— Глянь, Филатыч, на документик, — с широкой ухмылкой встретил его дежурный.
— Ну, тут вижу одну явную ошибку со стороны свидетеля, — авторитетно заметил опытный коллега дежурного.
— И только одну? — иронически сощурился Васильев. Но Филатыч не обратил внимания на подколку.
— Не наган это был.
Сержант все еще был настроен на иронию.
— И как же я сам не догадался, что наган в рукаве не спрячешь!
— Так ведь малолетка. Он оружие разве что в кино видел. Для него все, что в одной руке и стреляет — и есть наган.
— Ты хочешь сказать…
— …Точнешеньки. ТК [9] , возможно. Вот его можно с большим трудом спрятать в рукаве. Хотя, правду сказать, эти слова насчет разрубленных силой взгляда ножей…
— Гипнотизер?
— И немалой силы, раз сразу с троими. И еще не уверен, что тот пистолет и вправду был.
— Ну, а делать-то что, Филатыч?
Это был если не крик души, то нечто к тому близкое.
— Да ничего! Шпильману передать и забыть. Наш не дурак, он такое наверх не направит. Как именно не направит — не твоя и не моя забота. Но сумеет.
9
малокалиберный пистолет "Тульский Коровина". В то время был широко распространен как личное оружие для гражданских высокопоставленных лиц.
Кто что ни говори, но рецепт "пусть у начальства голова болит" был и есть универсален.
Разумеется, об этом разговоре Рославлев мог догадаться. Больше того, не исключал. Но также с большой вероятностью предполагалось, что сообщение с элементами чертовщины далеко не пойдет.
Вот почему он самым тщательным образом собрал деньги (уж они лишними не будут) и то, что осталось от "оружия". По правде сказать, останки можно было бросить, если бы не одно обстоятельство. Место среза частичной матрикацией выглядело, как будто его тщательнейшим образом полировали. Такое могло вызвать совершенно ненужные вопросы.
Хорошо зная Сокольники,
Одна секция забора вдруг исчезла, человек шагнул за пределы парка — и секция вдруг вернулась на место. Присмотревшись, можно было увидеть разрезы в виде тонких линий, но инженер не понадеялся на самотек. В материале забора (дерево, как легко понять) вдруг появились дырочки, сквозь которые прохожий пропустил толстые железные скобы. Теперь обвалить секцию было бы затруднительно.
От этого места до центрального входа в парк было совсем недалеко — не более пятнадцати минут по сравнительно приличной дороге. А до станции метро "Сокольники" — двадцать.
В руке у товарища появился портфель. Такая ноша придает еще большую солидность обладателю. Правда, кожаное вместилище было пустым, но кто ж обратит внимание на такие мелочи?
Вагоны метро были непривычного цвета (коричневые снизу и оливковые сверху), но запахи были насквозь знакомыми. Инженер почувствовал себя почти дома.
— Садитесь, дедушка, — вдруг прозвучало из-за плеча.
Ясноглазая девушка в ярко-красном платке и скромном синем пальтишке уступила место человеку в возрасте. И это было нормальным.
— Спасибо, — улыбнулся в ответ инженер.
Вышел он на "Смоленской". Целью был Смоленский универмаг, бывший Торгсин.
Лишь мельком глянув, Рославлев пришел к выводу: прав был классик, ох, как прав! Прекрасный магазин! Очень, очень хороший магазин!
Разумеется, это относилось в первую очередь к богатству ассортимента. Да и оформление выглядело… не по-советски. Правда, не было знаков и вывесок типа: "Скупка золота и драгоценных камней", но это не пугало. По деловой логике это место находилось в дальнем углу за дверью.
Скупку проводили сразу несколько граждан весьма солидного и достойного вида. Удивительно, но и очереди перед каждым окошком были весьма скромны: человека два-три.
— Что у вас? — со скучающей миной поинтересовался оценщик. По наблюдению Рославлева, это был армянин, хотя никакого акцента не слышалось.
— Вот, — седой клиент вдвинул в окошко небольшой предмет, завернутый в бумагу (разумеется, пришелец отнюдь не жаждал оставить свои отпечатки пальцев на содержимом свертка).
Оценщик имел большой опыт. Он сразу углядел, что это золото; можно было и не утруждаться доставанием пробирного камня. Но правила этого требовали. Так и есть, девятьсот восемьдесят седьмая проба. Слиток весил не меньше трех килограммов и обладал очень немалой ценностью.