Бог бабочек
Шрифт:
– Нет… – шепчу, отчаявшись. – Я хотела сформулировать, но не могу… Запуталась.
– Я понимаю тебя. Правда, понимаю.
Бархат твоего голоса окутывает меня, поднимает над полом – выше и выше, к бледно-бессонному свету луны. Верю, что ты понимаешь – понимаешь всё. Не знаю, как жить с такой тяжестью. Хочу что-то забрать, хоть немного облегчить твою ношу; если бы я могла…
Если бы?..
После долгих минут молчания ты шепчешь:
– Спокойной ночи, Юля.
– Спокойной ночи, Дима, – дрожа, отвечаю я.
У меня не было ночи беспокойнее –
Беззвучно – без единого шороха – твоя ладонь вдруг накрывает мою. Медленно-медленно – и так бережно, будто боясь разбить. Замираю.
Так нельзя? Это плохо?.. Я должна отодвинуться?
Шелковистый жар твоей кожи не давит, а защищает; уверенно – и неуверенно – вбирает мою дрожь. Раньше я никогда не чувствовала, каковы наощупь твои длинные пальцы – какой напряжённой, гладкой поэмой они звучат.
Бог ненавидит всех нас?..
Не дыша, я разворачиваю руку так, что наши пальцы переплетаются. Ты сжимаешь крепче – и, кажется, тоже не дышишь. Я отдаюсь лунному течению; нет больше ничего – только твоя рука на моей, только наше общее тепло.
Прижимаюсь лбом к этому теплу и закрываю глаза).
*
…После ванны ты, приняв от меня полотенце, со спокойствием местных гор велишь включить ноутбук и положить ещё поесть –
– …А то я уже что-то проголодался.
Не понимаю, как ты можешь быть таким невозмутимым – столь бесстрастно реагировать на безумное иномирье, из которого мы только что вернулись. Может, дело в том, что ты бывал там уже не раз… Меня не прекращает кружить и нести; по телу расползается щекочущая слабость. Если бы не твои предельно конкретные распоряжения, я, наверное, не сразу бы вспомнила, какой сейчас год и как называется посёлок за окнами.
Кое-как натягиваю платье, но не снимаю ошейник: снимать не хочется, и я пользуюсь тем, что ты об этом не просишь. Очень естественным (почти привычным?..) движением перекинув через плечо поводок, включаю ноутбук и бегу подогревать ужин.
– Ну что, Тихонова? Поставлю «Игру престолов»? – бодро спрашиваешь из комнаты. – Я тут недавно три сезона добил, теперь на четвёртом!
Смятенно улыбаюсь, помешивая рис. У меня болят колени, волосы мокрые от твоих рук, во рту ещё горит горьковато-солёное послевкусие твоего семени – и ты хочешь, чтобы я думала о сериалах?..
Что ж, хорошо. Допустим, это очередное твоё испытание.
– Давай! – кричу в ответ. – Но ты же не любитель такого?
Не то чтобы не любитель – скорее скептически настроенный зритель-критик. К фантастике и фэнтези ты всегда требователен: чем глубже погружаешься в созданный кем-то мир, тем строже ругаешь любые логические неувязки и отступления от его законов, небрежно допущенные режиссёром или автором. Много раз я слышала от тебя что-то вроде: «Ну и где этот супер-могущественный маг был раньше? Он же мог помочь им – но нет, надо было приехать, когда всех уже перебили!» Или: «Если можно во второй раз так нелепо воскресить героя, то зачем вообще было его убивать?!» Или: «То есть она выпила зелье, полностью стирающее память, но помнит дорогу домой? И как это работает?» Я обычно просто наслаждаюсь чужой сказкой, гораздо меньше страдая от её несовершенств.
За пресловутую «Игру престолов» ты взялся, немного рисуясь, – постоянно подчёркивая, что это никак не связано со мной. «Девушка Шилова тут приезжала, скинула какие-то фильмы – а из сериалов был только «Декстер» и эта твоя блондиночка с драконами. «Декстера» я уже видел, вот и подумал: так уж и быть, приступим к блондиночке! Но мне, скорее всего, не понравится, и я скоро брошу». В итоге три сезона ты одолел за пару недель, ровно к моему приезду, – и сейчас я начинаю смутно подозревать, что это не совпадение.
– Ну и что? Раз уж смотрю… – громко вздыхаешь. – Ноут уже ничего не спасёт, кажется. Надо брать новый.
– Надо, – входя в комнату с тарелкой, соглашаюсь я. Ты скорбно смотришь в тёмный экран: ноутбук до сих пор не очнулся. – Он у тебя уже ветеран.
Утомлённый работой ты, уютный вечер с сериалом – так тепло и странно. Совсем как бывает…
В семье?
Провожу пальцами по кнопкам ошейника. Нет. Неуместная мысль.
Я должна помнить, кто я. Если забуду – могу снова потерять тебя. Ты показывал это уже не раз.
В лесу нельзя рисковать. Нужно тихо дышать и идти след в след за тем, кто знает тропу.
…Когда в конце серии коварный Мизинец беседует с Лизой Аррен у Лунной двери – круглого люка в башне, откуда издревле сбрасывали в пропасть приговорённых к смерти преступников, – ты впервые с искренним интересом выгибаешь бровь.
– Сейчас он убьёт её?
– Ну, смотри. Уже мало осталось.
Боковым зрением замечаешь выражение моего лица – и, лукаво улыбаясь, ставишь на паузу.
– Он тебе нравится, да? Мизинец?
– Довольно-таки. А как ты понял?
Дёргаешь плечом. Загадочная хитринка в твоём взгляде окончательно вытесняет печаль, с которой ты пришёл. Может, на самом деле днём не случилось ничего серьёзного, а я, как всегда, драматизирую?
Или то, что произошло в ванной, всё же не так безразлично тебе, как ты стараешься показать?..
– Забыла о моей божественной интуиции, что ли? Ты как-то… необычно на него смотришь. Ну, и вообще – твой типаж. – (Твой телефон снова жужжит – упрямая чёрная пчела, – но на этот раз ты игнорируешь его. Мысленно запускаю радостный фейерверк). – Тебе же нравятся всякие маньяки.
Чуть не поперхнувшись чаем, отвожу глаза. Самокритично.
– Я бы не сказала, что Мизинец – маньяк. Он расчётливый интриган.
– Ну да, – ухмыляешься. – Харизматичный и жестокий расчётливый интриган. Идеально же! – (Почему-то я смущаюсь). – Так убьёт он эту старую стерву или нет?
– Почему же сразу старую? – (Оскорбляюсь за жалкую, безответно влюблённую Лизу Аррен – хотя отрицать то, что она стерва, было бы несправедливо). – Давай досмотрим. Этот момент хорошо сняли.
Неохотно нажимаешь пробел, и Мизинец всё-таки выталкивает испуганно-удивлённую Лизу в Лунную дверь, напоследок признавшись, что всю жизнь любил «только одну женщину» – её сестру. Эта сцена была бы очень трагичной, если бы в ней не ощущалось что-то грязновато-смешное и неуклюжее.