Бог Боли

Кент Рина

Трёт.

И трёт.

И снова трёт.

Все красное смывается в канализацию в призрачной симфонии малинового цвета на фоне белого. Но следы остаются под моими ногтями, цепляются за мои пальцы, отказываясь исчезать.

Затем Джереми моет мне лицо и расчесывает пальцами мои спутанные, грязные волосы. Закончив, он ведет меня обратно в мою комнату.

Я безжизненна, наполовину живу, наполовину мертва. Я не протестую, когда он усаживает меня на изножье кровати и приносит мою аптечку.

Он начинает промывать порезы на моих пальцах,

на ладонях.

Я касаюсь его плеча, и слезы, которых, как я думала, уже нет, собираются на моих веках и текут по щеке.

Мой голос звучит слишком хрипло, слишком грубо.

— Он ударил тебя ножом... Я думала... я думала, что он собирается убить тебя... Я не могла... я не могла позволить ему сделать это. Я не могла потерять тебя. Я не думала, когда нажимала на курок. Почему я попала ему в грудь? Я пыталась промахнуться, но было слишком поздно. Слишком поздно.

Джереми гладит мою руку.

— Все в порядке, Аннушка.

— Нет! Это не нормально! Он не собирался убивать тебя, но я убила его... Я убила человека, которого люблю, Джер. Я у-убила его... Я... Я...

— Он не умер. — Говорит он медленно, терпеливо. — Ты не убийца. Ты просто любишь меня, и это нормально, Аннушка. Выбор — это нормально.

Это только заставляет меня плакать сильнее, даже когда я пытаюсь очистить его рану. В итоге я причиняю ему еще большую боль, и он говорит, что ему придется просто зашить ее.

Джереми не отходит от меня. Ни когда я, наконец, теряю сознание. Ни когда я просыпаюсь в слезах.

Даже когда я ударила его и обвинила в том, что он прервал нас в тот вечер в продуктовом магазине.

За то, что он отвез меня обратно домой.

Я виню его за то, что именно благодаря ему я узнала правду о моих злополучных отношениях.

Я виню его за то, что он слепо пошел на помощь Николаю, когда это было не нужно. Я нелогична, эмоциональна, и во мне царит полный беспорядок.

Но мой брат все время рядом со мной, молча предлагая свою поддержку, с пониманием принимая удары моих слов.

Киллиан приходит и накладывает ему швы в моей комнате. Когда я спрашиваю его, слышал ли он есть ли новости, он смотрит на меня и уходит, не сказав ни слова.

Представьте себе мое удивление, когда на следующее утро я просыпаюсь рано утром Джереми говорит:

— Ты хочешь поехать в больницу?

— Ты... ты действительно позволишь мне?

— Если не позволю, ты улизнешь за моей спиной и сделаешь что-нибудь глупое. Я все равно пойду к Николаю, так что ты можешь посмотреть издалека.

— Он... в порядке?

— Николай или Крейтон?

Я сглотнула.

— Оба?

— К счастью, Николай не перерезал себе горло слишком глубоко. Крейтон, однако, находится в отделении интенсивной терапии. У него обширное кровоизлияние, и он находится в коме. Следующие два дня будут важны для того, чтобы решить, будет ли он жить или умрет.

Я прижимаю ладонь ко рту и бешено трясу головой.

Нет. Это не может быть правдой.

Джереми отдергивает

мою руку.

— Забудь об этом, Анника. Или ты рассыпаешься и увядаешь, и помяни мое слово, если ты это сделаешь, я запру тебя здесь к чертовой матери без возможности выбраться. Или ты принимаешь душ, переодеваешься и встречаешь меня внизу, чтобы мы могли вместе поехать в больницу. Третьего варианта не будет. — Затем он направляется к двери. — У тебя пятнадцать минут.

Я на автопилоте принимаю самый быстрый душ в истории и отключаю все свои мысли.

Когда я переодеваюсь и спускаюсь вниз, Джереми уже ждет меня, держа одну руку в кармане, а другой листая свой телефон.

Он кивает в знак одобрения, и мы садимся в машину.

Во время поездки в машине мне и лучше, и хуже. Лучше, потому что я не плачу как ребенок, хотя мне этого хочется. Хуже, потому что прошлой ночью я хотя бы онемела.

Теперь я чувствую каждый укол эмоций. Каждое биение сердца и каждое испорченное воспоминание.

Я могу вспомнить в ярких деталях, как держала пистолет, как нажимала на спусковой крючок. Я чувствую ощущение конца света, которое овладело моей головой.

Все произошло слишком быстро и в то же время слишком медленно.

Джереми продолжает ехать молча, давая мне все необходимое пространство. Даже если звук двигателя становится удушливым, а дороги сливаются в одно целое.

Я прислоняю голову к окну и дышу так тяжело, что стекло запотевает.

— Если мы увидим полицию, мы заберем тебя оттуда. — Говорит мне Джереми, не отрывая глаз от дороги. — У меня нехорошее предчувствие по поводу того, что они еще не замешаны. Лэндон и Ремингтон были там. Конечно, они бы дали показания против тебя. Хорошо, что я забрал твой пистолет, когда мы уезжали, так что улик нет.

— Но я сделала это. — Пробормотала я. — Я застрелила его.

— Слушай меня и слушай хорошо, Аннушка. — Он наклоняет голову в сторону. — Ты не выбросишь свою жизнь на ветер из-за этого. Ты думала, что у тебя нет выбора, поэтому ты и застрелила его. Это единственная версия, которую мы примем.

— Но...

— Никаких «но». Это единственное посещение больницы, которое у тебя будет, так что используй его с пользой.

— Что? Почему?

Он бросает на меня пустой взгляд, когда паркует машину перед больницей.

— Папа уже едет сюда. Он лично забирает тебя обратно в Штаты. На неопределенный срок.

Все, что я хочу сказать по этому поводу, Джереми не слышит, выходя из машины.

Мое мнение все равно не имеет значения. Папа, Джер и даже мама считают, что я в опасности.

Поворот сюжета заключается в том, что это я ранила Крейтона.

Я та, кто...

Раздается стук в окно, и я вздрагиваю, когда Джереми смотрит на меня.

Затем я выхожу из машины и следую за ним внутрь.

— Ты можешь навестить Николая. — Говорю я, мой голос звучит немного странно. — Я пойду в реанимацию и присоединюсь к тебе через некоторое время.