Бог и человек - путь навстречу

Монахова Ирина

Поэтому, наверное, ни страха, ни священного трепета не внушает Его явление, а только радость и счастье от такого наглядного явления Его любви к людям и такой непостижимой степени этой любви. Несмотря на в высшей степени проницательный и вопросительный интерес к ним же - насколько они, со своей стороны, соответствуют той любви, которая предназначена для них свыше, насколько они способны сделать то усилие, которым человек входит в Царствие Небесное.

5. "Я - путь"

Путь, или дверь, в Царствие Небесное - еще одно свойство Христа, которое явлено в данном случае так же наглядно, как и другие. И эта наглядность показывает, что формулировки "Я есть дверь" и "Я - путь", также как и "Бог есть любовь" - не метафоры.

Потому что Христос в данном случае (как, наверное, и вообще всегда Он существует) явился не один сам по себе. Вместе с Ним, а вернее - за Ним, как бы за Его спиной явилось и присутствие Бога. Не Сам Бог, лица Которого никто не видел и никто не знает, чт* Он собой представляет, а только Его присутствие.

Присутствие Бога выглядит как присутствие другого мира. Присутствие другого мира выглядит как присутствие вечности - это совершенно точно и однозначно. Как выглядит и на что похоже присутствие вечности - трудно сказать точно.

Приблизительно это можно сравнить с присутствием как бы другой среды в том же самом месте. Как, например, вода вместо воздуха, то есть водная среда вместо воздушной. Если там, где обычно существует воздух, вдруг окажется вода, то это место на вид не очень изменится. Предметы, если они там есть, не исчезнут и, возможно, даже не сдвинутся со своих мест. Но в то же время что-то существенное изменится - может быть, самое существенное, может быть, главное. Так, например, человек или другое сухопутное существо, бывшее в воздушной среде живым, в водной - станет утопленником, хотя внешний вид его останется примерно тем же самым. Но нечто главное изменится до противоположности.

Таково и присутствие вечности в нашем земном невечном мире. Она не нарушает, не меняет, вообще не трогает ничего внешнего, материального, потому что сама не материальна и потому что ей как бы дела нет до материальных, внешних подробностей. Но она несет с собой что-то в сущности принципиально другое, противоположное земной реальности, чт*, минуя ее внешние подробности, касается самой сущности ее, то есть самой сущности человека, и своим прикосновением изменяет ее до противоположности. Пример такого присутствия вечности, ничего не меняющего внешне и все меняющего в сущности, и был наглядно явлен - в некой комнате с некими двумя людьми.

* * *

Так вот Христос соотносится и с вечностью, и с Богом, и Его миром (что, может быть, все одно и то же) как часть их, но как единственная открытая их часть, доступная всему окружающему, внешнему. Действительно, как вход, или дверь, в доме. И других входов там нет, в остальном все замкнуто и, наверное, непроницаемо. Кроме Христа, там нет ничего, что искало бы прямого контакта с этими двумя людьми.

Другой мир, кроме Христа - это как бы вещь в себе, которая только продемонстрирована, показана этим людям. Непосредственного отношения к ним она вроде бы и не имеет. В другом мире, вернее, в присутствующей его части (если может быть у этого мира - часть) вовсе не наблюдается той любви и заинтересованности к людям, как у Христа. Хотя тем, кто находится в этом мире и является его частью, наверное, (можно предположить) там очень даже неплохо. Но в отношении земного человека он как бы чужой, как чужой дом, стены которого для того и существуют, чтобы оградить то, что внутри, от того, что снаружи.

Создается такое впечатление - из данной наглядной картинки - что вся тяжесть взаимоотношений и контакта с земными людьми переложена на Христа, или, мягче говоря, поручена Ему. Он как будто даже заслоняет собой присутствующую часть другого мира - и вход, и заслон одновременно. Впрочем, на словах все-таки невозможно вполне передать, насколько наглядно и буквально место и роль Христа соответствуют этим обозначениям: дверь, или вход, или путь.

Такое единое с другим миром и с Богом существование Христа и одновременно в какой-то степени отдельное - из-за Его открытости вовне, наверное, и есть единство Отца и Сына - одно из необъяснимых и непредставимых явлений, в которое в пределах земной жизни можно только верить. Или видеть, то есть знать. Так же, как и такое явление, как Богочеловек.

Оба эти явления, как, наверное, и все, что принадлежит другому миру, невозможно представить, вообразить по аналогии с чем-то земным. Нет в земной реальности того материала, из которого воображение могло бы, ориентируясь на словесный рассказ, составить, слепить нечто, хотя бы приблизительно похожее. Правда, есть в этих явлениях что-то настолько далекое от нашей земной реальности и нашего земного сознания, далекое не по расстоянию или не столько по расстоянию, а по существу, по своему качеству (как снежная горная вершина, далекая от остальной земли не только своей высотой, но и чистотой), что, наверное, можно спокойно оставить всякие попытки вообразить, чт* собой представляют эти явления. Тем более, что в свое время легко можно будет увидеть и узнать их. Прикасаться к этой ослепительной вершине так просто еще при этой жизни даже как-то странно вдруг ни с того ни с сего без крайней, так сказать, необходимости.

* * *

Христос и присутствие Бога (и другого мира) одновременно вместе возникли в этом сне и одновременно исчезли. Друг без друга, отдельно их не было. Но в то же время Они при всем Их единстве - не одно и то же и не сливаются до неразличимости. Есть Христос - и часть, и как бы представитель другого мира вовне. И есть сам другой мир. Разница между этим другим миром, присутствие которого есть присутствие Бога и присутствие вечности, и Самим Богом трудноразличима и вообще, наверное, непостижима для человека при его скромных земных возможностях.

Есть эта разница или нет? И если нет, то следует ли из этого, что все это одно и то же: Бог, другой мир, вечность? Что Бог, лица Которого никто не видел, и есть тот другой мир? И что какого-то лица, удобопонимаемого для человека (да и вообще хоть в какой-то степени доступного для его понимания) у Него и нет? А то, что есть, находится за пределами его возможностей понимания? И вообще Сам Он, то, что Он есть - тоже за этими же пределами? Может быть, и видеть Его лица не дано не просто потому, что на то Его такая воля, а потому что слишком уж оно непостижимо для человека, как и вообще Он Сам. Таким образом получается, что не только благодаря убеждению атеистов для человека на земле Бог и есть и нет одновременно, но это и на самом деле так.

Такого Бога, каким Он понимается и представляется человеком, вернее, каким он Его в силах представить - такого, наверное, и на самом деле нет. А такого, какой Он есть, - человек не способен понять, воспринять, вообразить - словом, хоть как-нибудь (мыслью, чувством, движением души) достичь Его, как это возможно по отношению к Христу. Во всяком случае, пока не способен. Или, может быть, это ему вообще не дано, не предназначено, не запрограммировано, так сказать, в его земной судьбе. И смертельно опасным для него лик Бога является именно поэтому. Не из-за его слишком яркого, или слишком светлого, или слишком величественного вида, а из-за совершенно, безусловно непреодолимой разницы между способностью человека понять и предметом понимания.

Для того, чтобы понять это запредельное, человеку, возможно, надо перестать быть собой, выйти за пределы своей природы и перейти в какие-то другие пределы. Перестать быть собой, а значит, для начала, - перестать быть.

Часть вторая

ПУТЬ ЧЕЛОВЕКА К БОГУ

1. Что такое любовь к Богу

Путь человека к Богу не проходит через боязнь Его. И в отношении Бога к человеку ни в какой степени нет угрозы, осуждения, насилия. Отношение это состоит только из любви и указания той единственной дороги, ведущей душу человека в жизнь вечную, которое (указание) и происходит только по причине этой любви. Если бы ее не было, то не было бы и возможности у нас жизни вечной, к которой мы просто не знали бы дороги. И, сколько бы ни блуждали в темноте, мы не вышли бы из пределов этой земной, очень ограниченной и очень временной жизни. И никакие наши страдания, сколько бы их ни было у нас, не помогли бы нам обрести жизнь вечную, потому что мы не знали бы их смысла.