Бог из клетки
Шрифт:
– Так ты девушка? – То ли вопрос, то ли утверждение. По его спокойному невыразительному тону Талла не смогла понять, разочарован он или удивлён. – Зачем ты меня освободила?
Она потёрла запястье, посмотрела в лицо Слепырю, стараясь не избегать взгляда одинокого глаза. Вот он, тот самый главный момент. Момент, который либо укрепит её в правильности решения, либо сделает все жертвы бесполезными. Как же сложно оказалось передать в нескольких словах все те долгие вечера, когда они тихо переговаривались с мамой, всю ту неправильность, терзавшую обеих, все те надежды и планы…
– Я ищу новый путь, –
Талла выпалила всё на одном дыхании, и силы будто разом её покинули. Ещё вчера казалось, что нужно только украсть глаз и спасти бога, а дальше всё потечёт и закружится само. А теперь она вдруг осознала, что самое трудное ещё даже не началось.
– Значит, это было не спасение? Ты вытащила меня из клетки, чтобы заставить себе помогать? И с чего ты решила, что сможешь это сделать?
– Я… Нет! Не заставить – просить! Не только с женщинами, но и с богами поступают несправедливо. Мама сказала, что мы можем создать хорошее будущее для всех.
А она не могла ошибаться, Талла верила ей больше, чем себе. Мама всегда говорила так мягко и уверенно, что слова проникали в самую душу, срастаясь с ней.
– Почему же тогда освободила лишь меня, оставив остальных? – в его голосе Талла уловила издевательские нотки.
Ещё бы, он спросил то, что должна была спрашивать у него она! Ну и ладно, у неё было достаточно времени, чтобы подготовить достойный ответ.
– Потому что тогда бы вас всех засунули обратно. А если бы и нет, если бы они смогли сбежать, вернуть силы, то неужели нас ждало бы хорошее будущее? Толпа разгневанных, ненавидящих всё богов. Ты сам это знаешь, Слепырь, ведь так? Иначе требовал бы их свободы, пока мы ещё были в парке.
Снова прозвище неприятно кольнуло язык. Нет, уж лучше совсем никак его не называть!
– Знаю, – ответил Слепырь и надолго замолчал.
Талла не стала его тормошить – разговор и без того вывел её из хрупкого равновесия, которое она так тщательно выстраивала внутри. Не одному Слепырю пришлось оставить кого-то. Талла ещё чувствовала на пальцах скользящий шёлк материнской блузы, который так истово сжимала, обнимая на прощание. Так не хотела отпускать. Но кто-то должен был остаться, чтобы второй мог уйти. Мама решила, что останется она и сделает всё, чтобы направить отца по ложному следу. И всё же обещала прийти. Или хотя бы сделать всё, чтобы прийти, поэтому Талла ждала.
Кровать под ней вдруг показалась невыносимо мягкой и притягательной. После всего пережитого этой ночью она не думала, что сможет уснуть, хотя тело настойчиво требовало отдыха. А теперь казалось, что достаточно просто опустить голову на подушку.
Талла неохотно поднялась, чтобы отгородиться шторой, но на мгновение задержалась, вопросительно глянув на Слепыря. Быть может, спать им здесь следовало по очереди, а он уж точно куда больше нуждался в хорошем отдыхе.
– Мне не требуется сон, – отмахнулся бог, – и не бойся, я ничего не сделаю тебе, пока ты спишь.
Такая мысль даже не приходила Талле в голову, а теперь пришла, и его слова не казались успокоением. С другой стороны, сейчас её жизнь зависит лишь от решения Слепыря, доверия к нему, если он не готов помогать – пусть лучше сразу убьёт.
– Что мне действительно нужно, – продолжал между тем он, – так это выйти под солнце, я слишком давно его не видел. Ты вытащила меня из одной темноты, чтобы посадить в другую.
– Я... Я не…
Полоснувшая грудь обида мешала набрать воздуха и ответить. Обволакивающий её сон, готовый мягко принять и убаюкать, рассыпался, и она резче, чем следовало, задёрнула штору. Плюхнулась на кровать, не раздеваясь, стиснула руками подушку. Там, где Талла прижалась к ней уголком глаза, осталось маленькое сырое пятно. Такую бесконтрольную вспышку чувств мама точно бы не одобрила… Но где ей, Талле, взять всю ту выдержку, ту силу, знакомую с самого детства? Она всхлипнула тихо-тихо. И хотя казалось, что теперь её не заставит уснуть даже ведро маминого мятного чая с молоком, уже на третьей отчаянной, полной обиды мысли, она спала.
Её разбудил настойчивый стук. Талла едва успела сесть в постели, когда дверь без разрешения открылась. Она выглянула из-за шторы и увидела вчерашнюю крепкую женщину с подносом, нагруженным тарелками. А ещё заметила, что Слепырь не успел накинуть на голову капюшон, и женщина хищно уставилась на пустующую глазницу. Она напоминала воровку, которой в руки свалился ключ от сокровищницы.
Талла никогда раньше не встречала таких женщин. По всему выходило, что она здесь выполняет роль служанки, но вела себя так, будто была любимым хозяйским котом, никогда не знавшим тапка.
– Значит, это из-за вас город похож на кастрюлю с убегающим молоком? Мальчишка и одноглазый старик… – женщина ухмыльнулась и как-то по-новому, оценивающе оглядела гостей.
Талла мимолётно удивилась, что ищут “мальчишку”. Неужели по показаниям отпустившего их стража из парка? А отец… Разве не велел отец отыскать мерзавку-дочь? Женщина между тем продолжала:
– Что же вы такого натворили? Все выезды перекрыли, каждый закуток осматривают…
Видимо заметив, как напряглась при её словах Талла, она добавила:
– Но не переживайте, сюда не сунутся.
Именно на это они и рассчитывали, потому мама и нашла их. Опасные, как обоюдоострый клинок без рукояти, люди, с которыми лучше не иметь дел, но в их логово не заглядывает даже стража. То ли слишком боятся, то ли получают достаточное вознаграждение, чтобы закрывать глаза на их существование. Об их верности собственному слову ходят легенды. Их защита стоит баснословно дорого, но тебя не тронут, пока не умрёт последний из защитников. Талла только гадала, со сколькими мамиными драгоценностями пришлось расстаться, чтобы сейчас она могла находиться здесь.