Бог из машины
Шрифт:
А сирень в тот год покрылась гроздьями цветов пышности неимоверной, а уж пахла так, что все окрестные девицы поневоле держали носы по ветру…
Так что из всех своих соратников Эгнайр знал только настоящее имя брата Мастера, и то лишь потому, что был знаком с руководителем общества еще до вступления своего в кружок. Кроме того, господин профессор Ардан Лау частенько посиживал в техническом отделе университетской библиотеки, где они, собственно, когда-то и познакомились. Профессор Лау был в ученой среде человеком влиятельным и уважаемым, занимался сверхсекретными разработками в закрытой лаборатории и водил дружбу с такими людьми, чьи имена полагается произносить только при запертых дверях, шепотом и с оглядкой через плечо. Именно он порекомендовал юного и старательного студента Акэлиа кое-кому из иерархов местного Эсмонд-Круга (как бы не Самому!), отчего юноша получил хорошо оплачиваемую и почетную работу в секретных фондах библиотеки и доступ к таким вещам, что… Нет, вот об этом уже нельзя упоминать не только шепотом, но даже и в мыслях.
Разумеется, Эгнайру все это безмерно льстило. А кому не понравится держать
Под сводами книгохранилища, среди возвышенной тишины и танца пылинок в солнечных лучах, проникающих сквозь цветные витражные стекла стрельчатых окон, возбуждение Эгнайра несколько улеглось. Он даже устыдился слегка своего порывистого и не очень-то обдуманного желания, так сказать, поделиться добычей. Настоящая живая шуриа – это, конечно, бесценная находка, но… Еще неизвестно, как отнесется брат Мастер к его самодеятельности. В кружке не слишком приветствовалось подобное проявление активности, без уведомления товарищей по борьбе.
Но профессор Лау смятенные надежды Эгнайра оправдал полностью. Выслушав юношу с благожелательным одобрением, этот великий человек полностью поддержал его благую идею «распотрошить», образно выражаясь, уникальный экземпляр редкостной породы – на благо общего дела и грядущей революции.
– Отлично, Эгнайр, отлично! – Брат Мастер чуть прищурил янтарные глаза и быстро потер длиннопалые, с идеально чистой кожей, сухие ладони. Настоящие руки ученого – изящные, сильные, прекрасной формы, с коротко остриженными ногтями, чуть-чуть пахнущие миндальным мылом. – Тебе следует пригласить ее на наше собрание… скажем, послезавтра. Да! Ты же еще не знаешь. Послезавтра в Ициар приезжает некий господин Тиглат, тоже шуриа, один из лидеров шантийского сопротивления. После открытой лекции и благотворительного приема со сбором пожертвований на нужды шантийских повстанцев он посетит наше общество. Нам ведь нужны союзники, Эгнайр, притом обладающие практическим опытом многолетней борьбы… Я уже несколько раз говорил с ним и полагаю, что в лице этого шурианского «вождя» мы обретем единомышленника. И очень хорошо, что ты тоже нашел для нас шуриа! Во-первых, мы сможем сравнить, насколько интенсивны магические эманации у мужчины и у женщины, а во-вторых, господин Тиглат для опытов нам пока не годится… Как ты считаешь, эту женщину станут искать?
– У меня создалось впечатление, что она… если и не скрывается, то все равно желала бы сохранить инкогнито и как можно меньше попадать в поле зрения властей, профессор. Учитывая последние события… – Эгнайр чуть брезгливо сморщил нос. – Вообразите, меня обыскивали на границе, приняв за ролфийского шпиона!
– Эгнайр, – строго заметил господин Лау. – Должен ли я напоминать тебе о том, чем мы здесь занимаемся? Эта шпионская истерия, охватившая наш город, жалостно смешна, однако я считаю, что в некоторых случаях стоит даже слегка перегнуть палку, чем раскаиваться потом в собственной недальновидности. Если толпа полупьяных школяров и перепуганных лавочников повесит на фонарях десяток-другой подозрительных бродяг, пусть так. Они – несчастные ослепленные животные, ущербные по самой своей природе. В свое время мы используем это их свойство, а пока – пусть их галдят! Чем сильнее они будут бояться – божков, духов, ролфи, шуриа… – тем проще нам будет ими потом управлять. Мне нужно возвращаться к работе, юноша. Ступай и не спускай глаз с нашей находки. И найди благовидный повод, чтобы заманить ее на собрание. Возможно, ей станет любопытно пообщаться с сородичем, как знать?
Алезандез Лойх, Благой тив
Еще один ясный солнечный денек! Тив Алезандез в несколько меленьких глоточков допил свою утреннюю кадфу и деловито звякнул в серебряный колокольчик. Пора-пора, петух пропел: «Пр-ри-иниматься за р-работу!»
В отличие от большинства своих сородичей, Алезандез Лойх просыпался с первыми лучами солнца, а на покой отправлялся еще до восхода первой из лун. Конечно, диллайн, можно сказать, ночные птицы, однако в сознании обывателей ночью творятся исключительно темные дела, а глава Малого Эсмонд-Круга был весьма внимателен в общественному мнению. Полностью перестроиться на не слишком-то удобный ритм жизни ему удалось далеко не сразу, однако если уж тив Алезандез за что-то брался, то делал это хорошо. С имперскими предрассудками и заплесневелыми традициями следует безжалостно бороться. Где, на каких скрижалях, скажите на милость, золотом выбито, что эсмонд должен быть суров, спесив и мрачен? К чему корчить такие величественные мины, что все окружающие сразу же начинают скорбеть животом? Придет пора, и даже от ритуального длиннополого одеяния можно будет отказаться, сменив его на модный сюртук и шелковый галстук, а торжественные песнопения при служениях переделать на что-нибудь, более близкое непритязательным вкусам обывателей. К примеру, хоровое пение на современный лад, и не исключено, что с плясками. Религиозные обряды должны быть народу не только понятны, но и интересны. А значит, придется подстраиваться ко все ускоряющемуся шагу времени. Пусть твердолобые фанатики вроде Хереварда выстраивают на пути прогресса баррикады замшелых догм. Умный человек не пытается противостоять стихии, он ищет способ ее использовать. А у тива Алезандеза пока что не было оснований считать себя дураком.
– Заставляете себя ждать, Сид! – недовольно каркнул эсмонд, и вошедший в кабинет с сафьяновой папкой под мышкой красавец, будто бы спорхнувший со страниц модного журнала, едва заметно поморщился.
Тив Алезандез довольно усмехнулся. Природа наградила его не только исключительно светской внешностью, но и голосом,
– Опять блудили, милейший? – безжалостно, с какой-то язвительной игривостью осведомился тив Алезандез. – Смотрите, доиграетесь с вашими бабочками, дружочек. Здесь вам не Саннива! Извольте соблюдать должный вид и избавляться от примет ваших ночных игрищ, когда являетесь на доклад. Я не для того вытащил вас из «святого курятника» Хереварда, чтобы вы меня компрометировали. Внешняя умеренность и безусловная аккуратность в связях, мой дорогой Форхерд! Кто вам мешает посещать наше собственное заведение, где бабочки, по крайней мере, не растреплют по всему Идберу о ваших пристрастиях? – и совершенно неформально подмигнул. – Ну-с, к делам, к делам! Что наши шантийские змейки?
Тив Форхерд Сид, из высших иерархов синтафского Эсмонд-Круга превратившийся в личного помощника главы Круга конфедератского, игривостью и шуточками нынешнего патрона не обольщался, равно как и не смущался его упреками. Алезандез Лойх и сам не дурак пошалить с «бабочками» и набить объемистое, совсем не по-диллайнски кругленькое брюшко изысканными яствами да запить все это шипучим вином. Однако идберранские реалии действительно отличались от имперских в том смысле, что конфедератские толстосумы своим порокам предпочитали предаваться за наглухо закрытыми дверьми, на людях демонстрируя преданность семейным ценностям и высочайшую мораль. Чем выше, тем лучше. И считаться с чистеньким ханжеством конфедератов приходилось даже эсмондам. Особенно если эти эсмонды намеревались выжить и сохранить силы в стремительно меняющемся мире. Тив Форхерд предпочел захватывающие перспективы должности личного помощника Алезандеза амбициям и обреченным трепыханиям синтафских неудачников. Херевард Оро уперся и вот уже который век твердит свое «Вера есть Сила!», будто токующий глухарь, не слыша шагов охотника по палой хвое и щелчка взводимого курка. А тив Алезандез, поглаживая брюшко и меленько содрогаясь то ли от хихиканья, то ли от сытой икоты, говорил как бы между прочим вещи, от которых Форхерда Сида, тоже в общем-то, не мальчика, бросало то в жар, то в холод. «Вера есть Сила, как любит говаривать Херевард. Хе-хе. Но что же в действительности есть наша Вера, дорогой мой Форхерд? Станем ли мы обожествлять корову за то, что она дает сладкое и жирное молоко? Нет, мы будем холить ее и лелеять, но не сочтем же буренку существом, равным себе, верно?» Пример с коровой был любимым у тива Алезандеза в немалой степени еще и потому, что во всей Конфедерации не найти было большего любителя парного молочка и жирных сливок. «Наша беда в том, что Херевард мало того, что уверовал в разумность и божественность нашей коровы, так еще и приучил ее жрать один лишь клевер да люцерну! Конечно же, теперь, когда кормовая база прискорбно уменьшается, наша упрямая скотина упирается рогом! Но ничего, дружочек, ничего. Лаской, терпением и твердостью можно выдрессировать даже горного медведя. Подохнуть с голоду не захочет ни человек, ни зверь, ни Предвечный. Постепенно мы приучим его кушать то, что сможем положить ему в кормушку».
Ересь, невозможная, дичайшая ересь! Но самое удивительное – она работала! Силы тива Алезандеза не только не уменьшались, но, кажется, даже и прибывали, и Предвечный не поражал еретика и нечестивца гневом своим. Выходит, «скотская» аналогия не такая уж и ересь?
Предстоятель Лойх не ограничивался только лишь высказываниями в узком кругу, он действовал. Во-первых, медленно, но верно убрал из Конфедерации всех дам-аннис («Бабенки, дружочек, потребны совсем для другого, хе-хе!»). Во-вторых, создал это дикое, невероятное «двухэтажное» священство («Если мы с вами хотим кушать сливки, нам совсем необязательно самим подкладывать нашей буренке сено и выгребать за нею навоз, Сид!»). Неутомимый экспериментатор, тив Алезандез пребывал в вечном поиске, и смех смехом, а жирному ворону покамест все удавалось. Благословенный Святой Тив Херевард, похоже, был не только туг на ухо, как глухарь, но и слеп, будто крот. Деловитый и очень-очень лояльный, преданный пухленький Алезандез никогда не спорил с Херевардом, ни при каких обстоятельствах не допускал даже тени подозрения на свой счет и мало-помалу свил себе очень уютное гнездышко в Конфедерации, прибрав к своим мягким лапкам власти не только духовные, но и светские. «Зачем нам их вера, Форхерд, когда нам нужна их покорность и их кошельки, хе-хе, а Предвечному – их души? Травинка может считать себя разумной и верить в свою уникальность – до тех пор, пока не придет косарь…»
– Вы замечтались, что ли, Форхерд? – скрипучее карканье патрона прервало мысли эсмонда, и, вздрогнув, тот раскрыл свою папку и скучным голосом начал доклад.
– Тэк-с, тэк-с, тэк-с… – Алезандез опять потер лапки, словно толстая весенняя муха. – Что вы думаете касательно этого Тиглата? В последний год он сдал позиции. Когда на Шанте была проведена последняя удачная операция «Эджарты»? [2]
– Мм-м… – тив Форхерд зашелестел бумажками. – Если не ошибаюсь, последняя крупная акция – в прошлом декабре. Однако не стал бы называть ее особенно удачной. Ядро группы, конечно, уцелело, но ролфи слишком плотно засели на Шанте, и симпатии местного населения – это фактор немаловажный, патрон.
2
«Эджарта» – «Правда», национально-освободительное движение шуриа террористического толка, одним из лидеров которого является Шейз Тиглат.