«Бог, король и дамы!»

Белова Юлия Рудольфовна

Очаровывать пастушек, полагал шевалье Жорж-Мишель, дело простое и потому скучное. Да и расстраивать кузена, отнимая у него подружку, было нехорошо. Впрочем через пару недель после начала празднеств, его сиятельство сообразил, что был не совсем прав, а кузен с малышкой оказались еще более бесхитростными, чем можно было предполагать — во всяком случае прежде шевалье не приходилось встречать при дворе невинных девочек.

Соланж де Сен-Жиль, о которой так много судачили при дворе, было четырнадцать лет и она только что покинула монастырь. Господин де Сен-Жиль немало передумал, прежде чем отправить девочку в обитель. Так уж сложились обстоятельства, но ни Антуан, ни его супруга не получили сколько-нибудь приличного образования и потому желали дать своей дочери все то, чего сами были лишены. Но даже не это соображение заставило полковника отослать Соланж из дома. Гражданская война то и дело подходила к берегам Луары и Эндра, а господин де Сен-Жиль был слишком опытным военным, чтобы не понять, что Азе-ле-Ридо является не очень надежной защитой от боевых действий.

Монастырь сестер-августинок в Шиноне был знаменит на всю Турень не только школой для девочек из благородных семей, но и надежными стенами, превосходящими даже стены первого монастыря Франции Фонтевро и способными выдержать самый жестокий штурм. А уж расположение Шинона и его укрепления делали для армий бессмысленной даже попытку приблизиться к городу.

Когда полковник первый раз явился в монастырь для свидания с дочерью, он был поражен, обнаружив, что должен разговаривать с девятилетней девочкой через две толстенные решетки, но досада, что ему не удастся обнять дочь, быстро прошла, когда почтенный дворянин сообразил, что и врагам не добраться для его сокровища. Таким образом маленькая Соланж осталась в монастыре, не покидая его даже на время каникул, и могла видеть родителей лишь два раза в году, как предписывал устав монастырской школы.

В делах воспитания благородных девиц сестры-августинки придерживались строгих правил, и девочек с утра до вечера учили хорошим манерам, умению вести хозяйство, врачевать раны, молиться и вышивать. К счастью для воспитанниц, монахини никогда не забывали, что девочкам предстоит вести светский образ жизни, поэтому немало времени отводили на обучение пансионерок танцам, французской истории, новым и древним языкам, пению и умению играть на лютне и спинете. А еще девочкам внушали страх и почтение к их будущим мужьям.

— Долг каждой девицы, — строго вещала сестра Ада, долговязая горбоносая монахиня, которой по мнению девочек с самого рождения было полсотни лет, — выйти замуж. Долг каждой дамы — подарить супругу не менее трех детей! И запомните, Всевышний создал Еву из самой незначительной кости Адама, дабы жена была покорной служанкой мужа. Обязанность жены — подчиняться супругу и выполнять любые его прихоти! Вы слышите, негодные девчонки? Любые!

«Негодные девчонки» были бы рады посмеяться над наставлениями сестры Ады, но предпочитали делать это, когда монахини не было рядом — в гневе главная школьная наставница была воистину страшна. Ходили слухи, что когда-то она не смогла выйти замуж и с горя удалилась в монастырь. Ученицы не видели в этом ничего странного. Сутулая, с маленькими желтыми глазками, большим кривым ртом, горбатым носом и привычкой при ходьбе выставлять вперед одно плечо и ставить носки внутрь наставница вряд ли могла вызвать симпатию. Говорили, будто даже знатное происхождение и огромное приданное не помогли несчастной, и потому сестра Ада испытывала неприязнь к ученицам, обладавшим хоть какой-то миловидностью, и ненавидела всех, кто уже был обручен.

Как и другие воспитанницы Соланж быстро поняла, что от сестры Ады надо держаться как можно дальше и тогда жизнь в школе будет сносной. А потом у юной мадмуазель появились подруги и она вовсе перестала думать о строгой наставнице. Девочки учились, играли в монастырском саду, потихоньку от сестры Ады читали стихи и рыцарские романы, которые им тайком передавали послушницы, и придумывали тысячи проказ. Соланж даже опомниться не успела, как минуло пять лет, а потом родители забрали девочку из монастыря, сообщив, что ей предстоит отправиться ко двору.

Господа де Сен-Жиль не знали, кому именно пришло в голову, что они и в особенности их дочь Соланж являются символом единения католического севера и протестантского Юга, но прослышали, что идея очень понравилась королю. Что еще больше привлекало Карла IX, так это то, что в счастливой судьбе сеньоров Азе-ле-Ридо важную роль играли как бабка жениха, так и дед невесты, и потому присутствие Соланж на свадебных торжествах должно было напоминать, сколь удачным бывает супружеское единение представителей двух враждебных религиозных лагерей. А прославление прекрасной и высокоученой сестры Франциска I Маргариты, отданной в свое время за наваррского короля, должно было прославлять нынешнюю Маргариту, не менее прекрасную, не менее образованную, точно так же увлекавшуюся литературой, и которой точно так же предстояло вступить на наваррский престол.

В общем, приказ короля, а главное, королевы-матери был ясен, и супруги де Сен-Жиль с дочерью отправились в Блуа, где должны были начаться свадебные торжества, и где Соланж предстояло изображать античную нимфу и читать в присутствии двора, жениха и невесты латинские и французские стихи, восхвалявшие августейшую чету. Облаченная в странное платье, оставлявшее открытыми руки и ноги ниже колен, Соланж испытывала страшную неловкость под взглядами сотен и сотен гостей. Когда же девочка произнесла стансы, превозносившие целомудрие и чистоту невесты, среди придворных послышались громкие смешки, а Соланж совсем смутилась, не понимая, что она сделала не так.

Нет, двор оказался не похож на то, что было написано в романах. Да и монахини рассказывали о придворной жизни по-другому. Соланж помнила, как проникновенно сестры-наставницы повествовали о церемониях французского двора, говорили об изысканном поведении кавалеров и дам, внушали ученицам почтение к королю и принцам крови. И вот кавалеры хватали дам за руки и бессовестно задирали им юбки, дамы даже и не думали возмущаться подобной грубостью, а вместо этого сами норовили оседлать шевалье, словно крестьянки на деревенском празднике, благородные вельможи позволяли себе кричать друг на друга, принцев крови и самого короля, а неожиданная смерть королевы Наваррской ни на миг не остановила всеобщее веселье. Соланж даже растерялась, видя, что все траурные церемонии свелись к тому, что двор покинул Блуа, где случилось несчастье, и переехал в Париж, где как ни в чем не бывало продолжил праздники.

Соланж наблюдала за придворными широко открытыми от изумления глазами. Вид короля Карла и его братьев, испепелявших друг друга ненавидящими взглядами, фрейлин королевы-матери, предающихся наслаждениям с каким-то истеричным весельем, разряженных придворных, готовых абсолютно на все и, возможно даже, в виде исключения, на порядочный поступок, способен был напугать любого человека, и девочка была напугана. Однако дочь полковника де Сен-Жиль только гордо вскидывала голову, делая вид, будто вовсе не способна чего-то бояться, и строила планы избавления от навязчивых поклонников.

Еще в Блуа Соланж узнала, что привлекает внимание очень многих господ. Слухи о состоянии ее отца, полку и особом благоволении королей династии Валуа делали девушку желанной невестой не только для знатных, но промотавшихся дворян, но даже и для тех, кто не был обижен Фортуной. О том, что благородных господ привлекает не только богатство, но и она сама, Соланж пока не догадывалась. Большие наивные глаза, в глубине которых плясали чертенята, пухлые губы, которые, казалось, с наслаждением пьют нектар жизни, то смущенная, то радостная улыбка, опьяняли не только возможных женихов, но и давно женатых шевалье, не смущавшихся даже детской угловатостью мадмуазель. Ухаживания придворных не на шутку расстраивали девочку. Воспитанная в строгости монастыря Соланж считала невозможным для невесты не только увлекаться речами поклонников, но даже и слушать их. Но как, скажите на милость, объяснить все это шевалье? Соланж быстро убедилась, что господа вовсе не собирались прислушиваться к ее словам, слыша только себя и свои желания.