Бог любит Россию. Великие годы 1989–2014. Преодоление утопии
Шрифт:
Катастрофа могла разразиться не только из-за ухода республик. Еще большую опасность представлял собой экономический хаос.
Однако произошло то, что когда-нибудь назовут «чудом 90-х годов»: Россия преодолела хаос, избежала коммунистического реванша и обошлась без диктатуры. Конечно, главная причина этого чуда, повторим еще раз, в мудрости и политическом инстинкте нашего народа. Впрочем, некоторые заслуги мы должны признать и за теми, кто проводил реформы, хотя подобные утверждения ныне не в моде.
Пройти этот путь совсем без потрясений не удалось бы в любом случае. Но нам грозили потрясения, ведущие к летальному исходу. Оглядываясь назад, ужасаешься: какими минами и капканами изобиловал пройденный путь, сколько раз Россия проходила буквально по лезвию
Команду Ельцина обвиняют в том, что она не просчитала социальные издержки задуманных преобразований. Но подобные просчитывания всегда подводят к одному выводу: социальные издержки будут огромны, а посему никаких преобразований не должно быть, трогать ничего нельзя, все надо оставить как есть. Более того, когда все прогнило и падает, просчитать что-либо (как в уравнении со всеми неизвестными) просто невозможно. Что бы сегодня ни говорили, все 90-е годы у нас прошли с оглядкой именно на социальные издержки, поэтому больной зуб тащили медленно.
Но, кто знает, может быть, именно поэтому кризис военно-промышленного комплекса и смежных предприятий – а это половина работающих в стране – не привел к обрушению всей российской хозяйственной жизни. Хотя предсказывали именно это: грядущий голод, всеобщую безработицу, бунты и разграбления магазинов, превращение армии в разбойную силу.
Худшие сценарии не воплотились в жизнь, однако все последнее десятилетие ХХ века Россия жила под угрозой коммунистического реванша. Вспомним 1993 год с его первой попыткой импичмента Ельцина, с майскими баррикадами в Москве, с крайне рискованным референдумом о правильности курса реформ, с октябрьским бунтом Белого дома и, наконец, с принятием новой конституции. Эта конституция была принята после – будем смотреть правде в глаза – «малой гражданской войны» октября 1993 года, завершившей, в свою очередь, четырехлетнюю вялотекущую гражданскую войну – к счастью, практически бескровную. Мы отнесемся к этому документу с большим почтением, если вспомним, что с тех пор рецидивов гражданской войны не было.
Другой опасный год – 1996-й. 23 июня на борту вертолета, летевшего из Калининграда в Балтийск, у Ельцина случается инфаркт. Через неделю после первого тура президентских выборов, на котором он получил 35 % голосов (Зюганов, незадолго перед тем побывавший в Давосе, где с ним почтительно беседовали как с будущим президентом России, получил 32 %), и на пороге второго тура! Инфаркт Ельцина чудом удалось утаить, а генерал Лебедь, получивший 15 % голосов, призвал своих избирателей проголосовать во втором туре за Ельцина. Внук сосланного кулака, сын донской казачки, видевший в 12 лет новочеркасский расстрел, не мог поступить иначе.
Десять дней спустя лежащий с инфарктом Ельцин был переизбран на второй президентский срок. Наследники тех, кто уничтожал историческую Россию и ее невосстановимые ценности, не смогли вернуться к власти. Избиратели голосовали не столько за Ельцина, сколько против Зюганова, понимая, что такие слова, как «коалиция» и «компромисс», коммунистам неизвестны. Судьбу России решило тогда чувство самосохранения людей – даже тех, кто тяжело пережил распад СССР, обесценивание вкладов, кризис привычного образа жизни. А вот Анатолий Собчак в этот же день потерял пост губернатора Санкт-Петербурга, ибо победу с небольшим перевесом одержал его заместитель Владимир Яковлев. Победи тогда Собчак, Владимир Путин, возможно – хотя и не обязательно, – остался бы его первым замом в петербургской мэрии.
Вспомним 1998 год. 14 мая началась «рельсовая война». Шахтеры Кузбасса, Воркуты и российской части Донбасса перекрыли железные дороги. Сибирь оказалась частично отрезанной от центра, убытки были огромны, существовала опасность разрушения доменных печей. Шахтеры заявляли, что не уйдут, пока не отправят Ельцина в отставку. СМИ вошли в мазохистический раж (как выразился ироничный публицист Дм. Юрьев: «Пусть будет еще хуже – и за это мы возненавидим власть еще больше!»).
3
«Крутые меры» не потребовались: компромисс с протестующими и общий выход из положения (какой именно – станет известно, вероятно, не скоро) был найден. В убийстве генерала призналась и была осуждена его жена, позже отказавшаяся от своих признаний. Кто бы ни совершил это преступление, приходится констатировать: Россия, похоже, избежала тогда большой беды. Что же до рельсовых войн, они длились три месяца и были погашены за считаные дни до дефолта 17 августа. Если бы они наложились на дефолт, могло произойти что угодно.
По острию ножа
Откуда подкрался дефолт? Стоит напомнить, многие уже забыли. Еще в начале 90-х из-за прекращения гонки вооружений (что было благом) рухнула значительная часть российского ВПК – главного экономического стержня страны и двигателя ее развития. Множество предприятий мирного сектора, вынужденные прекратить выпуск неконкурентоспособной продукции, также оказались парализованы. Казалось, выхода нет. Вряд ли у Черномырдина (премьер с декабря 1992-го по март 1998-го) и его команды был ясный план выхода из пика при одновременном движении страны к рынку. Тем не менее им в основных чертах удалось и то и другое. Может быть, потому, что они действовали главным образом по наитию и в режиме импровизации (как Черномырдин привык в Газпроме), а не свирепо следуя какому-нибудь кабинетному «Die erste Kolonne marschiert…».
Чтобы не раздражать народ, его команда мирилась с бартером, не была строга к «челнокам» (только за 1996 год те ввезли в страну не облагаемых сборами товаров на 15–16 млрд долларов), втихую затыкала дыры печатанием денег, закрывала глаза на скрытую занятость, не борясь против занятости фиктивной (когда предприятия не увольняли работников, но и не платили им: люди сами находили себе заработки либо жили натуральным хозяйством, однако стаж им шел), освободила научные институты от налога на имущество – это позволило российской науке выживать, сдавая часть помещений в аренду. И так далее.
Правительство ступало по острию ножа под аккомпанемент протестов: помимо «рельсовой войны» мы помним палаточные городки работников ВПК у Белого дома, помним пеший марш на Москву персонала Смоленской АЭС (в пути к маршу присоединялись работники других предприятий) и многое другое. Не говоря уже о бесчисленных забастовках.
Но главную опасность таила в себе искусственная поддержка высокого курса рубля. Например, между 1 января и 16 августа 1998-го на всей территории России доллар свободно продавался по 6 рублей (плюс-минус копейки), причем кто-то еще и возмущался тем, что за четыре года этот курс вырос, с поправкой на деноминацию, почти в полтора раза. Всего в полтора раза вопреки инфляции рубля! Искусственный курс позволил быстро наполнить страну компьютерами, иномарками, бытовой и электронной техникой, закупать оборудование для обновления производства. От такой финансовой политики страдало отечественное производство, она чудовищно истощала валютные резервы, от нее жестоко страдал бюджет, но она обеспечила то, что было тогда важнее: поддержку реформ со стороны политически активного городского класса. Перед ним открылся небывалый ранее спектр возможностей: люди начали заводить свое дело, путешествовать, привыкли к свободе слова. Исчезли очереди и дефициты, некоторую роль (хотя и меньше заслуженной) сыграла приватизация квартир и земельных участков. Немного задержимся на этом.