Бог на радуге. Сборник рассказов
Шрифт:
– Но главное, Боря – ты буйный. Сколько раз ты нападал на служителей приюта? Эти-то тебе что плохого сделали? Они заботятся о нас. Как умеют. А ты их кусал, лягал, облаивал. Боря, ты – неприятный, грязно-вонючий всклоченный тип. Ну, скажи, пожалуйста, ты бы себя такого взял в дом?
– Я не лаял. Я пытался говорить с ними на их языке, – огрызнулся Борис Ильич.
– Эх, Боря, Боря! Не возьмут тебя в семью. Не надейся.
– Нет, Али! Шалишь. Я ради дела стану добротой и ласковостью. Стану самым примерным питомцем приюта. Ради высшей
– А ты не боишься очищения Гончих Псов?
– Я теперь ничего не боюсь. Буду самым примерным питомцем на свете! И… всё равно сбегу.
Борис Ильич сдержал слово, принялся следить за собой. Это было невероятно трудно в текущих условиях потому, что костюм его уже изрядно износился, галстук порвался, распоротый по шву воротник рубашки постоянно кренился набок. Зато Боря разрешил служителям приюта себя помыть, причесать и даже побрить. Для этих целей имелось специальное устройство, которое питомцев мыло, чесало, брило, а также опрыскивало странным веществом типа одеколона.
В семьи людей из приюта забирали периодически. Гырийцы приходили парами, часто с детёнышами, бродили вдоль клеток, смотрели, выбирали.
Однажды под вечер в приют пришла одна такая взрослая особь женского пола с двумя малышами. Они достали большой кусок пищи, по внешнему виду больше похожий на запечённую курицу, и стали бродить вдоль клеток, внимательно рассматривая подопечных. Боб яростнее остальных повизгивал, вилял задницей, активно пытался ластиться и даже лизать лапы своих будущих хозяев сквозь отверстия в клетке. Аборигены погыркали и выбрали Боба!
– Тьфу! – Борис Ильич сплюнул от досады. – Али! Ты видел, как он жопой вилял?! Позорище! Млять! Оскотинились мы здесь совсем.
– Не стану осуждать. Рыба ищет, где глубже, а человек инстинктивно старается улучшить свое положение.
– Тьфу! Брось! Позорище!
Боря плевался, ругался, но метод перенял на вооружение. И чем только не завиляешь ради высокой цели!?
Главное – чтобы сработало.
Через несколько дней местного календаря в приют пришла ещё одна изящная самочка, которую Борис Ильич сразу окрестил про себя «Норой». Нору сопровождал огромный самец, получивший прозвище «Бычара».
После долгих блужданий у клеток с «питомцами» они остановились как раз напротив нашего многострадального героя, чтобы обсудить увиденное.
И тут уж Ильич не упустил своего шанса! От души сплясал гопака.
И задницей вилял, как заправская стриптизерша (вверх-вниз, вправо-влево), и подпрыгивал, и тёрся о прутья всклоченной полуседой шевелюрой закатывая глаза, и трогательно так лапку, тьфу, ладошку через решётку тянул… Короче, отличился!
Аборигены с удивлением, но внимательно и терпеливо досмотрели представление стареющего идиота-клоуна до финала. Потом о чём-то лопотали на своём глупом языке. Вернее, гыркала в основном Нора. Видимо, она и выбрала Бориса Ильича! Стройная, статная рыжая «доберманиха».
Нора была единственной представительницей местной расы, к которой Ильич не почувствовал антипатии с первого взгляда. Правда, при этом он по выходу из питомника без зазрения совести не преминул предпринять попытку к бегству, за что неумолимо получил резкий удушающий удар током и грозный окрик, вернее, «орык» со стороны Бычары.
– Кхы! Кхы! Кхы! Гады. Быстро на привязь посадили, – растирая ушибленную шею, закашлялся Ильич.
– Ну, ничего! Ничего! Впредь буду осторожнее. Прощай, Али!
– Прощай, Боря, – густой местный воздух донёс до ушей голос далёкого друга.
Борис Ильич попал в молодую, по местным меркам богатую семью. Детёнышей у Норы с Бычарой пока не было, а потому всю свою материнскую любовь и нежность самочка направила на него. Она с удовольствием возилась со своим питомцем: играла, выгуливала, облизывала языком, как сука лижет щенка (процесс не очень приятный). Нора кормила его разнообразными незнакомыми, но довольно вкусными кушаньями. Да так, что через некоторое время щёчки у Бори порозовели, а пузико изрядно округлилось. Шерс… волосы на голове заметно подросли, стали мягкими и шелковистыми, как у младенца. Одежда затрещала по швам.
В общем и целом у них с Норой установились замечательные отношения, и Борис Ильич стал даже испытывать чувство этакого неудобства при мысли о том, что в конце концов ему придётся обмануть это добрейшее создание.
Зато с Бычарой дела не заладились с первой же ночи, проведённой питомцем в их огромном оранжево-фиолетовом доме.
В сущности, Ильич сам виноват. Не осмотревшись, не поняв сути вещей и порядков обустройства, он решил по возможности форсировать подготовку побега и в первую же ночь принялся готовить подкоп.
Найдя в одной из комнат твёрдый кристалл, Ильич забился в дальний угол, где долго ковырял им стены. Проход так и не прорыл, а вот на неприятности нарвался. Если перевести на понятный для человека язык – испортил и порвал обои, за что утром получил по полной программе, в том числе, дело дошло и до физического лапоприкладства. (Интересно, куда только смотрит местный комитет защиты прав животных?)
В другой раз, когда хозяева надолго отлучились из дома, позабыв предварительно выгулять Борю, его так прижало, что неизбежно свершилась ситуация, в простонародье описываемая поговоркой «Пусть лучше лопнет моя совесть, чем мочевой пузырь».
Оно и понятно, завёл дома животину – отвечай. Ильич, понимаешь ли, им не мальчик! Долго терпеть не способен.
Он и прыгал на одной ножке! И прыгал на другой! И на обеих сразу! Дрожал телом и даже выл, пока в одной из комнат не набрёл на вещицу, с виду абсолютно напоминавшую унитаз.
– Уф! Уфффф! – радостно вздыхал страдалец, испытывая долгожданное облегчение от процесса…
– Я знал! Я знал, что в доме обязательно должен быть туалет. Ну, не варвары же они, в конце концов? Вполне цивилизованные собаки…