Бог не без милости, казак не без счастья
Шрифт:
На будущий год столицу перенесли в Новый Черкасск – в местность, именовавшуюся ранее Бирючий Кут (с татарского – Волчий Угол). Часть казаков перешла на новое место, часть осталась в Старом Черкасске или спустилась по Дону ниже – в Гниловскую, разбрелась по другим станицам. В том же 1805 году разразилась война с Наполеоном, армию ждал разгром при Аустерлице. Потом очередная война с турками, на Севере пришлось довершать дело, начатое Петром I по укрощению шведов. Далее Отечественная война 1812 года и триумфальное шествие казаков по Европе. Драк хватало и помимо домашних! А когда войны окончились, оказалось, что и былые кулачные бои отошли в область преданий, оставшись лишь как развлечение.
Прежние кулачные бои были явлением именно общественной жизни, политики в высоком понимании этого слова, обеспечивая
Главные бои происходили на масленицу, где-то через месяц-полтора после ежегодных на Новый год перевыборов станичных атаманов, их помощников и судей. Процедура эта, как обычно в обществе с демократическим устройством, оставляла немало неудовлетворенных личных амбиций. Кулачные бои в Прощеный день, предоставляя возможность набить физиономию оппонентам (или, напротив, схлопотать от них), напряжение это снимали.
Донская история более уже не упоминает о приезде казанских бойцов. Сходят помаленьку на нет и донские татары. Татарская станица существовала несколько десятилетий на новом месте близ Новочеркасска, но после Крымской войны большая часть казаков-мусульман выехала в Турцию. Из великих кулачных бойцов сохранились сведения лишь о Матвее Федоровиче Корытине. Кажется, он был торговым казаком одной из Новочеркасских станиц, но в чем заключались его подвиги, уже не известно.
А если говорить о знаменитых бойцах вообще, то, пожалуй, наиболее популярен был живший в XVIII веке Козин – казак то ли Багаевской, то ли Манычской станицы. Был он страстный охотник и рыболов, жил бобылем. Многократно демонстрировал и свои бойцовские качества в боях против нескольких противников сразу из числа донских татар. Те так были восхищены его силой и умением, что, улучив момент во время охоты на уток, опрокинули лодчонку и скрутили его, накинув сеть. После чего увезли в степь, где он несколько месяцев, если не лет, был занят воспроизведением потомства для ослабевшего татарского племени – для чего к нему свозили девиц со всей округи. В конце концов Козин бежал, убив двух сопровождающих…
Одна из кавказских драм
I
Октябрь 1828-го года приближался к концу. Над раскинувшейся на правом берегу реки Кубани Н-ской станицей и ее окрестностями стояли чудесные дни бабьего лета: ни одно облачко не нарушало чистоты ярко голубого с зеленоватым отблеском небесного сода; иногда высоко в лазури проносились стайки диких гусей и уток, спешивших от грядущих холодов в теплые страны, в незамерзающие воды. Некоторые из них по временам опускались у оттаивающих еще от утренних заморозков болот, чтобы отдохнуть и запастись новыми силами для дальнейшего полета. В полях нескошенная, пожелтелая трава печально клонилась к земле. По ночам мороз посылал уже своих разведчиков, которые пошаливали с запоздавшими укрыться под кров путниками, проникая им под платье и заставляя прибавлять шагу и плотнее закутываться в бурки. Замерзавшие по утрам лужицы доставляли величайшее удовольствие маленьким обитателям станицы, с разбегу катавшимся по ним на подошвах своих, а иногда и отцовских сапог. Но нельзя сказать, что и на взрослых станичников последнее обстоятельство производило такое же радостное впечатление. Напротив, сильно чем-то озабоченные казаки хмурили свои брови, а бабы меньше стали дергать за чупрыны ребят и меньше потчевать их подзатыльниками.
Взглянет бывало казак на несущую мирно свои воды мимо станицы Кубань, и взор его сверкнет ненавистью, а рука невольно хватается за рукоятку кинжала или шашки, видно, чует его сердце какую-то беду с той стороны. А беда действительно приходила всегда оттуда.
Пока река не замерзла, станичники спали спокойно,
Река служила естественной защитой от внезапных нападений, но лед уничтожал ее, и казакам приходилось напрягать все внимание, чтобы беда не настигла врасплох. Зазеваются сторожевые, и камня на камне не оставят черкесы от станицы. Мужчины поголовно будут перерезаны, а жены с детьми уведены в плен и проданы в рабство туркам, большим охотникам до славившихся красотой своей кубанских казачек.
В один из таких дней, из дверей опрятно выбеленной мелом хаты, стоявшей на окраине станицы, вышел бравый на вид, старый казак с отвисшими по-малороссийски седыми усами и чисто выбритым подбородком. Это был тип настоящего запорожца, но только в туземном кавказском костюме, т. е. в бешмете и черкеске, опоясанной кинжалом. Беленький офицерский Георгиевский крест скромно выглядывал из-за простых, черного рога, газырей (полая с обоих концов деревянная трубка, куда с одной стороны насыпался заряд пороха, а с другой клалась пуля; газыри носятся на груди в пришитых к черкесске гнездах), служивших ему, как и вообще всем носившим в те времена такой костюм, для зарядов пороха и пуль.
Батько, Никола Андреевич Хоменко, так звали старика, был в станице атаманом.
Родился он на одном из хуторов Полтавской губернии еще во время процветания на Днепре Запорожской сечи, куда, едва лишь стукнуло ему шестнадцать лет, и бежал из родительского дома.
После уничтожения сечи генералом Текелли, Хоменко, вместе со многими запорожцами, не пожелал, как это сделали другие, «утичь в Туретчину за синий Дунай», а предпочел выселиться на подаренные войску императрицей Екатериной II земли; сначала на реке Буге, а потом на Кубани.
25-го августа 1792 года Забугские казаки (бывшие запорожцы), переименованные в Черноморских, под предводительством кошевого атамана своего Харько Чепеги двинулись в неведомый Черкесский край.
Привычные к опасностям, они смело заняли облюбованные участки вражеской земли, построили на берегу Кубани ряд куреней, обнесенных земляным валом, увенчанным иногда палисадом, и, быстро освоившись с дикими соседями, твердой ногой стали на новых местах, закрыв таким образом грудью своею русские владения с этой стороны от набегов свирепых черкесских племен. Через год к черноморцам прибыли их жены, и с тех пор те курени, где поселились семейные казаки, стали называться станицами.
Одна из партий, где был и Хоменко, основала Н-скую станицу.
Не буду перечислять тех битв, набегов, стычек и т. п., в которых принимал участие и отличался лихой казак Хоменко, а расскажу только один эпизод из его жизни в пороховом дыму, имеющий связь с описываемым мною событием.
Когда Хоменке стукнуло 40 лет, он все еще не был женат, да вряд ли и думал о женитьбе. Полная боевых тревог жизнь поглощала всецело его силы и помыслы.
К упомянутому времени он имел уже все степени знаков отличия военного ордена, восемь ран на теле и чин хорунжего, почему и считал себя счастливейшим из смертных. Узы Гименея не привлекали его. Но «человек предполагает, а Бог располагает!»
В этот год Хоменке пришлось участвовать в набеге против соседнего с Н-ской станицей черкесского племени, во главе которого стояли известные своей богатырской силой и необыкновенной отвагой предводители, Бек-Мурза и сын его Элескандер Беков. Часть владений их лежала как раз против станицы, на противоположном берегу Кубани.
Отряд наш, переправившись через реку по Волчьему броду, в восьми верстах ниже станицы, неожиданно напал на главное гнездо хищников, аул Кин-чка.
Часть мужского населения, по тогдашнему обычаю, была перебита, но часть, а самое главное со своими вожаками, успела бежать и скрылась в лесистых горах, где кавалерия наша, бросившаяся было их преследовать, не могла с ними ничего поделать и с потерей нескольких убитых возвратилась к отряду. Тревога между тем быстро охватила край, и со всех сторон стали стекаться к черкесам конные и пешие подкрепления, вследствие чего отряд, захватив с собой жен и детей влиятельных жителей аула заложниками, стал отходить назад к переправе.