Бог не без милости, казак не без счастья
Шрифт:
В числе других женщин была взята любимейшая из жен самого Бек-Мурзы, семнадцатилетняя Керимат.
Едва только черкесы заметили наше отступление, как тотчас же бросились преследовать отряд и несколько раз пробовали, бешено бросаясь в шашки, отбить свои семьи, но бывшие при отряде орудия картечным огнем всякий раз останавливали отчаянные их натиски, производя в нестройных толпах страшное опустошение, и этим скоро вынудили черкес держаться в почтительном расстоянии от отряда.
Видя безуспешность своих попыток, Бек-Мурза и Элескандер, то один, то другой, подъезжая довольно близко к войскам, стали вызывать желающих на единоборство, прибегая при этом к всевозможным насмешкам над трусостью русских.
Только строжайшее запрещение начальника отряда удерживало
Не стерпел Хоменко такой кровной обиды. Забыв о распоряжении начальника, ударил он плетью своего скакуна и помчался на обидчика.
Отряд невольно остановился. Все глаза впились в противников, а те, выхватив шашки, неслись друг против друга…
«Ну, пропал Хоменко», – думал каждый из зрителей, видя атлетически сложенную фигуру Элескандера.
Однако Хоменко был «себе на уме». Видя, что не осилить ему противника в столкновении грудь с грудью, он стал, приближаясь к врагу, полегоньку сдерживать своего коня, а Элескандер, напротив, бешено мчался на закусившем удила великолепном кабардинце… Вот, вот совсем уж близко… Сейчас раздавит смельчака… Занес уже свою кривую турецкую шашку, готовясь разрубить Хоменка на две части… Да не тут-то было! Хоменко вдруг скок с седла… Могучий удар и пришелся по воздуху, отчего всадник, потеряв равновесие, со всего размаху шлепнулся на землю, а Хоменко и насел на него, да и прирезал кинжалом, как барана. Потом, вскочив на свою лошадку и прихватив остановившегося в недоумении от неожиданной потери ездока кабардинца Элескандера, во весь дух помчался к отряду, встретившему победителя единодушным «ура»…
За этот подвиг Хоменко получил строгий выговор от начальства, офицерский Георгиевский крест и в свою собственность красавицу Керимат, которую ему предоставлено было право возвратить за хорошее вознаграждение мужу ее Бек-Мурзе. Однако, влюбившись в свою пленницу сам, он этого не сделал.
Полюбился лихой казак и Керимат…
Ровно через год она приняла христианство и вышла за своего господина замуж.
Еще через год у них родилась дочь, названная Оксаной, похожая лицом на мать, но с отцовскими синими глазами… Несмотря на разницу лет, супруги зажили душа в душу.
Хоменко был назначен в свою родную Н-скую станицу атаманом. Оксана, на радость не чаявших в ней души родителей, росла не по дням, а по часам и к эпохе моего дальнейшего повествования расцвела пышной красой счастливого сочетания лучших сторон двух национальностей.
За этот промежуток времени Бек-Мурза неоднократно пытался отнять у Хоменки свою бывшую жену и отомстить ему за смерть убитого сына. Почти каждый год он являлся к станице с полчищами черкес, но каждый раз бывал с большим уроном отражаем нашими отрядами, поспевавшими на помощь осажденным казакам.
Зорко следил за ним Хоменко, не давая захватить себя врасплох.
О всяком задуманном Бек-Мурзой набеге он своевременно узнавал через лазутчиков, почему всегда и успевал своевременно дать знать ближайшим к станице войскам о нападении. Знал Хоменко, что и в настоящем году, как только станет Кубань, не избежать станице посещения Бек-Мурзы, тем более, если верить словам приходившего на днях лазутчика, что на этот раз Бек-Мурза решил взять станицу во что бы то ни стало.
Узнав о необыкновенной красоте дочери своего смертельного врага, Бек-Мурза поклялся не пожалеть всего своего народа, а добыть Оксану, чтобы сделать ее своей наложницей и тем отомстить Хоменке за Керимат.
Это-то последнее обстоятельство особенно сильно волновало старого рубаку.
При виде замерзших лужиц, по которым с таким восторгом катались казачата, недоброе предчувствие щемило его неустрашимое в других случаях сердце.
– Вот еще напасть! – думал Хоменко, направляясь к станичной церкви. – Как назло, отряды все на этот раз далеко,
– Эй, вы, пострелята! – прерывая тяжелые думы, сердито обратился он вдруг к катавшимся по льду детям. – Марш, зови к церкви отцов, у кого они дома, а коли нет – матерей. Атаман мол кличет по важному делу.
Как воробьи от выстрела, во все стороны, со всех ног бросились казачата исполнять грозный приказ атамана, крича пискливыми голосами:
– Никола Андреич зовет к церкви по важному делу, все выходи… и…
Пока зов на сходку облетел таким образом станицу, Хоменко, подойдя к стоявшей посередине селения на площади квадратного очертания небольшой каменной церкви, обнесенной высокой каменной же оградой с проделанными в ней бойницами (церковь, в случае взятия противником станицы, служила для защитников редутом для последнего отчаянного сопротивления врагу; сюда же во время штурмов собирались казачьи жены с детьми и с имуществом поценнее) для стрельбы из ружей и с массивными дубовыми входными воротами, вошел через калитку в ограду, снял папаху, опустился на церковной паперти на колена и, глядя с мольбой на врезанный над главными дверьми в стену образ Николая Чудотворца, принялся горячо молиться:
– Святитель Никола, услыши недостойного раба твоего! Вознеси молитву грешника пред престол Всевышнего, Царя Небесного… Моли Бога о нас! Моли о спасении кроткой голубицы, не дай злодею насмеяться над ней… Да не покарает Милосердный Бог за грехи наши неповинных отроковиц и младенцев, и не пошлет им горькой сиротской судьбинушки!.. Милостивец! не оставь нас своим покровительством!..
Горячая молитва облегчила тяжелое состояние его души. Ударив несколько земных поклонов и перекрестившись в последний раз, он вышел на площадь, где уже собрались станичники.
Подойдя к ним и поздоровавшись за руку со стариками, Хоменко, встав в середине собравшихся, заговорил:
– Детки, сами видите, что приближаются для нас дни испытаний! Скоро, вероятно, ударят морозы, река покроется льдом, и шайки черкес начнут рыскать около станицы… Но милосердие Бога и заступничество покровителя нашего Чудотворца еще не иссякли! Мы, как и в прошлые годы, с помощью их отразим все попытки неприятеля. На случай же большого нападения у нас достаточно есть для них пороху и свинцу… Войска с артиллерией недалеко от станицы, – уклонился он от истинного положения дел, – в особой беде выручат. С завтрашнего дня примемся за исправление укреплений: ты, Жук, – обратился он к одному из старых казаков, – собери пушкарей и осмотри свои «цапли»… (цаплями казаки называли старинные, вывезенные еще из сечи пушки, которые были распределены по станицам для артиллерийской их обороны). Исправны ли лафеты? Сосчитай, сколько зарядов есть на каждую, если мало, приготовь еще, да не забудь картечь облить салом, чтобы не поржавела… А вы, молодцы! – перевел он глаза на других казаков. – Осмотри хорошенько кремни на ружьях, у кого плохи – перемени… У меня запас большой есть. Бабам и девкам тоже найдем работу… Приходите завтра к пороховому погребу, насыпай полные подолы гостинцев для черкес, если они изволят пожаловать к нам, ручных гранат… Да смотрите, берегите их в хатах около печей, а то еще лучше, суньте в самые печи, ведь у баб, говорят, «волос долог, да ум короток»! Верно ли говорю?
Конец ознакомительного фрагмента.