Бог не играет в кости
Шрифт:
Но руки до претворения в жизнь плана монументальной пропаганды у Члена Военного Совета (в обиходе – ЧэВээС) – так и не дошли.
Иногда Голубцов и в самом деле сравнивал себя с античным богатырем, когда садился за стол с мощной кипой накопившихся за два-три дня служебных бумаг. Право, то были самые настоящие авгиевы конюшни, привести которые в порядок не смог бы, наверное, даже Геракл… Тем более что античный грек был, наверняка, неграмотным.
Самый исполнительный в мире адъютант капитан Василий Горохов безмолвно выкладывал на стол командарма стопу директив, указаний, приказов, сводок, донесений, планов, служебных записок, телеграмм, инструктивных писем, таблиц, схем, графиков…
– Ну, Скарабей-разбойник, какой же ты мне навозный шарик сегодня прикатил!
Горохов виновато улыбался, понимая, как озаботил шефа столь увесистой кипой.
Рядом с креслом командарма дремал штабной пес Бутон, всеобщий любимец, и взволнованно побивал хвостом массивную ножку кресла в виде львиной стопы. Он всегда чувствовал настроение хозяина и умел поднять его, если оно было невеселым.
Эту беспородную, но весьма хитроумную собаку, помесь карликового пуделя с тибетским терьером, Анна Герасимовна подобрала прошлой зимой в Москве в Лефортовском парке, привела в дом, прикормила. Как объяснил потом ветеринарный врач, Бутона использовали для обучения щенков бультерьера и других бойцовых пород как живую мишень. Задиристые щенки трепали его, рвали, кусали, душили. А чтобы жертва не попортила им шкуры, Бутону вырвали клыки и когти. К тому же у него были сломаны два ребра, и он был сильно простужен. Сердобольная Анна Герасимовна не могла оставить такого страдальца без помощи. И через три месяца замечательного ухода Бутон выздоровел, отъелся, у него срослись ребра и выросли новые когти. Клыки не прорезались, но он прекрасно обходился и без них, поедая овсяные каши и мясной фарш.
Из-под черных косм тибетского терьера торчала задорная пуделиная мордочка. Жизнерадостный пес прошел суровую школу жизни, но не утратил веселого нрава.
В его жилах текла кровь тибетского терьера – и это в ней загорались и охотничий азарт, и тяга к странствиям, к бегу впереди хозяина навстречу неизвестности. Но кровь карликового пуделя, увы, размывала его бойцовские порывы, влекла к комнатному теплу и подстольному уюту. Обе крови в его венах струились как бы навстречу друг другу, и от того, ток какой из них преобладал в данный момент, Бутон либо отважно мчался на врага, либо заискивающе плясал на задних лапах, выпрашивая кусочек колбасы. Одно слово – полукровка. Но при всем при том пес обладал таким природным обаянием, что редко кто удерживался, чтобы не потрепать мохнатого длинношерстного меньшого брата. Когда Анна Герасимовна увидела в парке худого продрогшего пса, подозвала его к себе, и когда зимний ветер, разворошив шерсть на морде, открыл два больших карих собачьих глаза, полных тоски и страданий, сердце ее не выдержало, она обняла собаку и сказала:
– Все! Теперь ты будешь жить у нас. И нарекаю тебя Бутоном, потому что ты похож на только что распустившийся бутон черной хризантемы.
Без собаки дом не полон.
Однако надо было работать с бумагами. Настал час. Голубцов тяжело вздохнул и предложил адъютанту, словно перед ним лежала карточная колода:
– Сними!
И Горохов снимал «на счастье» первый пласт бумаг. Голубцов громко читал название документа:
– «Дополнения к организации и тактике санитарной службы в войсковом тылу»… Это начмеду… Далее «Окружной сбор высшего начсостава с полевой поездкой…» Это мне.
«Контрольный план проведения учений…» Это Ляпину, пусть мозгой шевелит, на то он и начальник штаба… Далее… «План подготовки и пополнения комсостава запаса для полного отмобилизования армии по военному времени». Это опять мне… А это что такое?
Инструкция начальника ветслужбы РККА «О ранней диагностике беременности у сук». Так… Это Бутону. И письмо это тоже ему: «Присылаем вам для полевых испытаний несколько образцов противогаза для служебных собак с новым выдыхательным клапаном, а также инструкцию по противочумной вакцинации почтовых голубей»!!! И все это я должен утверждать, подписывать, контролировать?! Да они там, в Москве, сами не очумели часом?! Василий, я тебя очень прошу, бумаги подобного рода мне на стол не клади. Отправляй сразу начальникам соответствующих служб.
– Вы же сами сказали, всю входящую документацию – на стол.
– Не надо понимать все в буквальном смысле слова. Я тебе доверяю проводить предварительную сортировку… Так, а что там за кирпич за пазухой ты мне припас?
– Это вчерашняя почта.
– О, мама родная!.. Пошли пить чай!
Чай они пили в комнате отдыха, выгороженной старинными ширмами в глубине обширного кабинета. Чай заваривал повар столовой высшего начсостава старшина Бараш. Родом из Баку, он хорошо знал вкусы шефа, потому и назывался в шутку шеф-поваром. Знал, что заваривать надо только азербайджанский чай до темно-каштанового цвета, подавать его в турецком стаканчике «армуду» – в виде стеклянного тюльпана, и подавать такой чай надо с шакер-бурой – пирожком из песочного теста с протертым миндалем и медом. Все эти восточные изыски Голубцов познал во время службы на Кавказе. Там он стал настоящим гурманом и знатоком грузинских вин и армянских коньяков.
Голубцов знал толк в жизни, не боялся ее превратностей, поскольку верил в свою неизменно счастливую звезду.
Сюда, в Белосток – «на Десятую армию», он был переведен из Москвы, из военной академии имени Фрунзе. В академии Голубцов занимал одну из ведущих должностей – начальника кафедры войсковых операций и слыл хоть и кабинетным, но толковым стратегом. Имел небольшой опыт командования дивизией. Надо думать, что вождь, полагал, что самую сильную армию Западного округа должен возглавить человек, хорошо сведущий в оперативном искусстве. Пусть наладит там все по новейшим канонам военной науки. А стратегию разрабатают в Генеральном штабе. Чем-то иным назначение доцента на столь высокую полководческую роль объяснить трудно. Да Голубцов и не затруднял себя этим, понимая, что к чему…
Глава третья. Белосток. Вид из фаэтона
Белосток красив в любое время года, но особенно поздней весной, в начале июня, весь в сирени и жасмине. Но главным цветочным символом столицы Полесья становился скромный желто-зеленоватый цветок – любисток. Местные колдуны и знахарки почитали его как приворотное любовное зелье, равно действующее как на юношей, так и на девушек, как на женихов, так и на невест, как на мужчин, так и на женщин…
Любисток – и все тут сказано…
Белосток отдаленно напоминал Голубцову его родной Петровск в саратовском понизовье Волги – такой же уютный зеленый городок с неспешным течением провинциальной жизни. Улицы с булыжными мостовыми, двух-трехэтажные домики с черепичными крышами всех оттенков терракоты, с балкончиками в затейливых кованных оградках, с жардиньерками [2] , с фикусами и домашними лимонами в кадках…
2
Жардиньерка (фр.) – корзинка, этажерка или ящик для комнатных цветов. (Примеч. ред.)
По первому уличному впечатлению, вся «столица Полесья» сплошь состояла из магазинов, лавок, костелов, базаров, аптек, синагог, меняльных контор, кавярен [3] , киосков, кирх, харчевен, церквей, афишных тумб, корчем, швален [4] , обувных, часовых, ювелирных и прочих мастерских… И все это в липах, тополях, кленах, каштанах. И все это на берегах неширокой неспешной речки Бялы, увенчанной мостами, обрамленной городскими садами и парками. По городу еще раскатывали фаэтоны и «американки», уступая дорогу немногочисленным автомобилям, автобусам и грузовикам, большей частью с военными номерами.
3
Кавярня (белорус.) – кофейня. (Примеч. ред.)
4
Швальня (устар.) – портняжная мастерская. (Примеч. ред.)
Голубцов однажды – выдался редкий воскресный час – усадил Анну Герасимовну в фаэтон, запряженный двумя мышастыми кониками местной лесной породы – невысокими в холке, с темным ремнем по хребту. Кучер – старик в солдатской «рогатувке» и черном кожаном жилете – оказался замечательным гидом. Он провез своих пассажиров по всем главным улицам Белостока, рассказывая и показывая то дом, в котором останавливался Наполеон, то здание бывшей масонской ложи, то плебанию XVIII века – дом ксендза кафедрального собора Успения Пресвятой Богородицы – и сам собор, построенный веком раньше в стиле маньеризма. Архитектурные стили определяла Анна Герасимовна, мечтавшая когда-то стать искусствоведом. Поездку они завершили у входа в парк Планты, который раскинулся рядом с дворцом Браницких и который за чистоту воздуха местные жители называли «зелеными легкими Белостока», а сам Белосток почитался как «зеленые легкие всей Польши».