Бог-скорпион
Шрифт:
– Пей, Маленький Леопард!
Это было так забавно, в ее голосе было столько ласки, что он не мог не доставить ей удовольствия. И глотал, глотал, давясь и захлебываясь. Потом они смеялись вместе, и она, взяв его за руку, повела за собой. Он шел за нею, охваченный пламенем, и мир кружился вокруг. Даже увидев, куда она ведет его, он не ужаснулся. Между ним и его страхом пред женской деревней словно легла пропасть. Она качнулась к нему, и само собой получилось, что он обнял ее за талию. Оба засмеялись, и он подумал, что она смеется над своей неловкостью. Они подошли к запретному пологу, расшитому устрашающими узорами из раковин, и он закричал, ударил по шкуре кулаком. Она приподняла край шкуры, и он ощупью пролез на ту сторону. Она следовала за ним, подталкивая его в нужном направлении. Потом подошла ближе, и ее смех журчал как ручей. Он ничего не видел перед собой, только блестящую гладь реки и на ее фоне силуэт Дающей Имена Женщинам, такой красивой и молодой. Она прижалась к нему. Он почувствовал ее губы и язык, ее груди, прижавшиеся к его испачканной в крови груди. Его губы искали ее рот, но тут она выскользнула и исчезла. Он вглядывался во тьму и ничего не мог разглядеть, только странное сооружение у берега – и оттуда шел скверный, нет, уже не такой скверный запах. Потом он увидел ее темную фигуру рядом с треногой. Она чем-то зачерпнула и стала пить. Потом – знакомым движением, в котором было столько женственности, – бросила это что-то в реку. Повернулась, и, хотя тьма скрывала ее, он знал, что она ищет его. Она начала извиваться всем телом, как змея, и он, даже в темноте, увидел, как нежно, и влажно, и горячо ее тело. Увидел, как юбочка из травы упала к ее ногам. Она переступила через нее и исчезла во тьме. Он оглядывался вокруг.
– Где ты?
Снова зажурчал ее смех, тихо, как журчит ручей, который струится из глубин, льется, пританцовывая, ночь и день потоком чистоты и жизни, питая травы и цветы.
– Здесь.
Он опустился на колени. Его лицо окунулось в аромат женщины, шедший от ее волос и шеи. Теплые ладони гладили его спину – никаких зубов, только тьма слияния, в которую он погрузился, в которой утонул. Все мысли покинули его и сама возможность страха. Конец был как начало и незаметно перешел в сон.
VI
Небесная Женщина покинула небосклон, унеся свой свет с собой, и речная рябь осветилась с другой стороны. В деревьях вокруг женской деревни завела нескончаемую песню птица. Заворковали вяхири и сизари. Ударила рыба в реке. Первые солнечные лучи поползли с верхушек деревьев вниз и коснулись полога из шкур на конце деревни, скользнули еще ниже, сверкнули на отполированной поверхности грубого подобия скамьи и принялись исследовать множество разнообразных предметов: связки тростника, округлость чашек из кокосовой скорлупы и лодок. Свет коснулся земли, подобрался к ноге с распухшей лодыжкой. Нашел другую пару ног, согрел щиколотку, бедро. По ту сторону полога день вступал в свои права. Солнечный луч нашел человеческое лицо.
Шимпанзе откатился в сторону, пряча глаза от солнца. Он пришел в себя, выплыв из тьмы без снов, потом ощутил свое тело и гнездившуюся в нем слабую непривычную боль, как будто он слишком долго пролежал на солнце. Странное это ощущение заставило его открыть глаза прежде, чем он что-нибудь вспомнил. Но только он их открыл, как тут же разинул рот. Он увидел перед собой женскую, в этом не было сомнений, спину с разметавшимися по ней черными волосами. Он дернулся, сел, и дремлющая в голове боль тоже дернулась и заходила ходуном. Вскочил на ноги. Дающая Имена Женщинам застонала, что-то пробормотала и повернулась на другой бок. Потом села и провела рукой по лицу, убирая волосы. Она не была ни молода, ни прекрасна. Лицо и тело в пыли, на голове колтун. Она заморгала, стиснула лоб и сморщилась. Ее взгляд скользнул по Шимпанзе, и он отступил, прикрывая руками причинное место. Она взглянула на треногу с провисшей шкурой и замерла, словно увидела ядовитую змею. Облизнула губы и пробормотала:
– Так ты сделал это!
Она с ненавистью посмотрела на него, и он съежился под ее взглядом.
– Ты, голая обезьяна!
Он стоял, будто окаменев, растерявшись настолько, что забыл, что нужно быть осторожным. Она посмотрела на себя, и выражение отвращения исчезло с ее лица. Она прикусила губу.
– Оба мы голые обезьяны.
Она встала и направилась к реке. Шла пошатываясь – не покачивая станом, словно пальма, потеряв всю свою привлекательность и грациозность. Взяла чашку из скорлупы кокоса, опустилась на колени, зачерпнула из реки и долго пила не отрываясь. Потом несколько раз плеснула на себя, пока струйки воды не потекли по лицу и телу.
Шимпанзе все вспомнил. Его как громом поразило. Он лег на землю, уткнувшись лицом в пыль. Даже заплакать он не мог, а так хотелось.
Вдруг перед глазами возникли ступни и концы травяной юбочки и раздался мягкий голос:
– Ладно, надо решить, что делать. Сядь!
Он перевернулся и сел скрючившись, все так же закрывая ладонями пах. Пробормотал:
– Моя набедренная повязка…
Ноги скрылись, и чуть погодя от реки донеслось:
– Откуда мне знать, где она?
Он осторожно посмотрел в ее сторону. Она зачерпнула из шкуры, висевшей на треноге, и принялась пить. До него донесся знакомый запах, и он скривился от отвращения. Не найдя что сказать, он уставился в землю перед собой. Некоторое время слушал, как она возится у реки: трет себя, ополаскивается, взмахивает мокрыми волосами. Опять перед его глазами появились ноги, теперь чистые. Ее юбочка шуршащим кругом легла на землю, когда она опустилась перед ним на колени.
– Что же ты, так и не посмотришь на меня?
Он поднял голову. Она опять была Дающей Имена, бусы из раковин белели на ее прекрасной груди, волосы не закрывали лица, а падали на спину. Слезы выступили у него на глазах, и он в замешательстве только и произнес:
– Я умру.
– Да что с тобой? Кто это тебе сказал? Умирают только женщины.
Он снова уставился в землю.
– Я умру.
Она коснулась его руки:
– Могучий охотник умрет? Ты можешь погибнуть, это правда. В этом твоя слава, разве не так? Но умереть! Ведь если бы могучие охотники верили, что все они умрут, как им стало бы одиноко, подумай! Такое не может вынести ни один мужчина!
Он робко поднял голову. Она улыбалась ему. Она опять была молода. Молоды были ее глаза и огромны. К потрясениям минувшей ночи добавилось еще одно – что Дающая Имена Женщинам может смотреть на него вот так: одновременно и весело, и печально.
Она потрепала его по руке и сказала, словно обращаясь к ребенку:
– Ну что, уже лучше?
Он несколько оправился от смущения и теперь почувствовал, как его охватывает негодование. Он открыл было рот, чтобы ответить, но она опередила его:
– Ты не должен был охотиться на нас, бедных женщин, когда у Небесной Женщины живот совсем круглый. Кто знает, какие сны она нашлет на тебя?
Вновь ожило вчерашнее горе.
– Я не виноват – меня прогнали с охоты.
– Почему?
Горе стало огромным.
– Там камень торчал и ветка нависла. Нападающий Слон упал лицом перед газелью…
Она остановила его нетерпеливым жестом.
– У тебя слабая лодыжка. Все знают об этом!
– А когда я упал, газель перепрыгнула через меня!
Она снова села перед ним на корточки. Нахмурилась и задумчиво сказала, словно себе самой:
– Понимаю. Тебя должны были бросить в реку. Но очень трудно судить в таких случаях, хорошо ли вправлена нога сразу после рождения – о, ну-ну, Леопард!
Качнувшись вперед, она стала на колени и заглянула ему в лицо.
– Не надо бояться! Тебя же не бросили в реку! Смотри, река – там, а ты – здесь!
Горе стало невыносимым. Он поднял голову и завыл; из глаз брызнули слезы.
– Они прозвали меня Шимпанзе!