Бог Солнца в поисках... суррогатной матери
Шрифт:
— Ты продала ей кольцо! Да?
Она улыбнулась и подняла палец вверх.
— Каюсь, виновата.
— Тогда ты что-то с ним сделала, так? Потому что снять я его не могу! Я убью тебя! Как можно так вертеть жизнями людей?
— Ничего личного, Пенелопа. Я просто поспособствовала тому, что должно было случиться. Это как устраивать девичник. Я создаю декорации, чтобы родилась любовь.
И скандалы. И рекламные ролики каждые пять минут, которые сводят всех с ума. Но я вообще-то не участвую в драме. Понимаешь? Кроме того, ты в любой момент можешь снять кольцо.
— Не
— Кольцо снимешь только тогда, когда действительно пожелаешь этого. Ты явно хотела ребёнка от Кинича, хотя возможно отрицала это.
Я плюхнулась на диван, играя с кольцом. Может, она говорит правду? Не может такого быть. На самом деле…
Я прикрыла рот рукой.
Нет. В этом месяце меня не навещал ПМонСтр…
— У меня задержка три недели.
Как я не заметила?
Я не обратила внимания, потому что слишком много всего происходило.
В голове всплыли слова Андруса, сказанные в доме у Симил: «Симил знает, что ты хочешь, ещё до того, как ты этого захотела».
— Значит ребёнок часть твоего плана? Плана, в котором пошло что-то не так?
Она схватила меня за руку.
— Вот почему я не понимаю, Пенелопа. Я все сделала правильно, за исключением судного дня «Лодки Любви».
Вот никогда бы не подумала, что слова «судный день» и «лодка любви» будут в одном предложении.
— В остальном же, — пробормотала она, — я вела корабль верным путём — к порту любви. И к вечному счастью богов. Ты должна поверить мне! Я не знаю, где что пошло не так, — внезапно, она зарыдала. Мне больше нравилась старая Симил. По крайней мере, она была занятной, по-настоящему чудаковатой и неуместной. Но Симил в драме — это грустно. Истерика ей не к лицу. Она продолжила: — Ты должна была временно забрать силу Кинича. А желание Кинича стать смертным, наконец, исполнилось бы, и он прекратил бы скулить: «я хочу быть смертным, я хочу быть смертным. А-а-а-а!» — простонала она с издёвкой. — Ему нужно было узнать, что трава там не зеленее. А затем увидеть ребёнка и, наконец-то, понять, что Пиел должны существовать и проложить нам дорогу к счастливой жизни. И когда мы все обретём счастье….
Она отключилась.
Я потрясла её за плечи.
— Что? Мы что?
Она посмотрела куда-то мимо и сказала:
— Не могу вспомнить. Я бесполезна без мёртвых. Особенно, без Эстевана и Гюнтера. И моего единорога. — Держа руку на сердце, она вздохнула. — Я даже не помню слова моей любимой песни «Вон крадётся ласка» (примеч. «Pop Goes the Weasel» — популярная хороводная песенка). Она резко встала с дивана и начала хлопать в ладоши. — О! О! Но я помню одну Роулинг Стоунс.
Симил начала подвывать слова: «Ты не можешь всегда получать то, что хочешь».
— О, боже мой. Прошу, прекрати, — сказала я, зажимая уши руками.
Она остановила ораторскую муку.
— Но это так! — сказала Симил. — Иногда ты получаешь только то, что тебе необходимо. Иронично, да?
Не так иронично, как узнать, что я жду ребёнка.
— Почему я?
— Какого черта, мне-то знать? Я просто следую знакам,
— Вау. Ага. Беспонтово. Такая потеря для человечества. Особенно если сравнивать с… с самой потерей человечества.
Шизанутая.
Затем на меня обрушилась новая волна паники.
— Погоди. Ребёнок, с ним все будет в порядке? Я имею в виду, силы Кинича ведь перешли ко мне… это безопасно? Или я уже даже не человек?
В её глазах стояли слезы. Слезы! Это уже перебор.
— Ты никогда не вернёшься домой, если там не жила, — проговорила она, разваливаясь на диване.
— Хватит тарабарщины этой. Отвечай!
Она опустила голову.
— Последнее, что показала мне Книга — дату. Последний день земли. У нас восемь месяцев.
Не было слов для отчаяния, которое я испытывала. Не было никакой отправной точки для тьмы, которая вот-вот поглотит меня. Этого не может быть.
— Пенелопа, ты нужна. Акан и Камаштли душат друг друга.
Я посмотрела на Зака, застывшего в дверном проёме. Если бы я только могла вспомнить, кем были эти Акан и Камаштли. Эти имена Майя бред какой-то. Не будь у нас дел важнее, я бы провела голосование, чтобы всем сменить имена на более лёгкие, например, Боб, Кэрол… Дженни. Мы оставим Баха. Зака тоже. У них имена хорошие.
Затем я вспомнила… Черт! Мне нужно найти Кинича. Нужно рассказать про ребёнка прежде, чем он уйдёт.
«Стой. Подумай. Ты хочешь, чтобы он остался с тобой, только из-за ребёнка? Не забывай, что мир катится в тартарары, ты не должна терять ни минуты».
Я застыла на месте от этой мысли. Я не хотела проводить последние дни на земле с человеком — ух — с бывшим богом, который не хочет меня. Да, я любила его, но обиды, плач и хандра не спасут мир. И не спасёт и меня. Это не спасёт… моего ребёнка.
О, черт. Я на самом деле беременна?
Не знаю, как, но это случилось. Я сделал выбор. И решила собраться, не дать боли от отказа или отвратительной руке гнева захватить и потопить меня. Я решила сражаться. Решила выиграть или попытаться разобраться. Итак, вот оно. Я съела все лимоны, проглотила целиком и выплюнула косточки. Будь я проклята. Но сил во мне предостаточно.
Я посмотрела на Симил и Зака.
— Приготовьтесь мальчики и девочки, потому что в городе объявился новый Бог Солнца.
Гай первым озвучил мысли и настроение большинства.
— Как и планировалось, мы атакуем. Все до единого.
— Все? — спросила Бизз, одетая в лёгкий камуфляжный комбинезон, и погладила улей на голове. Пчелы зажужжали от восторга.
— Великая война — поворотный момент, — ответил Гай. — Если мы проиграем — апокалипсис неизбежен. Поэтому мы должны использовать все возможности. Твои пчелы помогут отслеживать передвижение Мааскаб во время битвы.