Богадельня
Шрифт:
Ф-фу, глупости…
– Подобру ль спалось, святой отец?
Замолчал фратер Августин. Щекой невпопад дернул:
– Ты?
– Я, отче. Кому ж еще быть?
– Не скажи, Витольд. Есть кому – быть. Многие тут…
Кто – многие? Ангелы? бесы? Наверное, таки бесы. Имя им… имя… юрод Хобка, бывало, пацанве рассказывал… О! Точно! Имя им – галеон! Здоровый такой кораблище, а матросят на нем чисто бесы! Искушают святого отца, коврижками подманивают, а он им – шиш в рыло. Или это святой отец просто умом тронулся? Тильда выздоровела, а на него перешло…
– Знаешь, Вит… В обитель мне надо.
– Вы
– Не пори ерунду, сын мой. Думаешь, я безумен?! Верно думаешь, да неверно. Мне в мою обитель надо, в монастырь цистерцианцев. Времени много прошло, как бы не пара месяцев. Я раньше каждый месяц возвращался. Приор [35] тревожиться станет, в розыск подаст…
– Пара месяцев?! А я думал… Ладно, святой отец. Вернется мейстер Филипп, он вас и проводит обратно. Ложитесь спать, он скоро… не беспокойтесь.
35
Приор – настоятель католического монастыря. По отношению к монастырским поместьям пользовался всеми правами сеньора.
Зарделся Вит майской розой. Чудно вышло – вроде он дитя малое успокаивает. Вот вернется мамка, заберет домой… Однако Августин на Витов румянец внимания не обратил.
– Не могу ждать боле! К чему мне Филипп, когда…
Монах осекся. Лицо напряглось, пошло складками. Будто святой отец прямо сейчас узрел чудо невиданное, и зрелище потрясло его до глубины души.
– Да ведь это книги! Те же книги! С виду различны, а на самом деле…
– Кто, отче?
– Притворщики! Лицемеры!
– Да кто же, наконец!
– Двери! Двери – книги! Книги – двери!..
– Святой отец! Поспать бы вам… капельку…
– Если уметь их читать! Если узреть за кажущейся разницей общую суть! истину языка, единого для всех… Нам только кажется, что двери ведут в разные места! Кажется!.. мы открываем дверь, как книгу, мы открываем книгу, как дверь, путаясь в словах и путях!.. Глупцы! Главное: научиться правильно открывать!.. смотреть в корень…
«Сбрендил святой отец! Ой, мамочки… Надо бы его потихоньку в келью увести. Отпоить чем-нибудь… Разбудить Тильду? – она у меня вещунья, совет даст…»
– Ты не веришь мне, сын мой.
Голос монаха, весь в трещинах, словно кора дуба, звучал устало. Но позади, за усталостью бессонных ночей и опасных откровений, пряталась радость возбужденья, восторг от открывшегося, желание поделиться им – сию минуту, немедленно!
– Не веришь. Я и сам себе уже плохо верю. Господи! На Тебя одного вера моя, на Тебя упование!..
Монах шагнул (…вода, грохоча, рушится с кручи; стекло брызг…) мимо растерявшегося Вита к двери библиотеки. Уверенно взялся за ручку, потянул на себя.
И юноша увидел!
Бесконечный ряд распахивающихся дверей: разных, разных, разных… Одинаковых. Двери вели к выходу из чудо-портала. Смутно, на краю сознания всплыло: этой же дорогой мейстер Филипп привел их сюда. Но тогда Вит ничего толком не успел рассмотреть. А сейчас… Глаза смотрели, рассудок бунтовал – а тело действовало.
Вит прыгнул. Клещом вцепился в монаха.
– Святой отец! Свя… подо…
Не удержал равновесия. Оступился на краю. Оба рухнули в открывшийся портал. Дверь библиотеки мягко закрылась за ними – лишь слабый ветерок взъерошил страницы фолиантов, изумленных подобной спешкой. Куда торопиться? К чему?!
Эх, люди, люди…
LXIX
– …ждите!
Вит чудом устоял на ногах. И даже монаху помочь ухитрился. Иначе валяться бы святому отцу в бурой каше из снега и грязи, по щиколотку забившей переулок Тертых Калачей! Позади с мерзким смешком затворилась дверь. Та самая, что в свое время привела их в богадельню. Вит тогда мучился «курьим слепнем», но дверь запомнил. Юноша кинулся обратно, дернул кольцо из бронзы, чуть не вывернув с мясом… Заперто! Кажется, вовсе заколочено. Ух ты! Может, святой отец тоже капельку Душегуб?
Или – чудотворец?!
– А теперь веришь, сын мой? – по-доброму улыбнулся фратер Августин.
У Вита сразу на душе полегчало: в своем уме монах! Ликом светел, улыбчив… Такими улыбками славился мейстер Филипп: сотня на выбор, на любой случай.
– Верю, отче! Истинный Круг, верю! Вы теперь что – в любую дверь войдете и где угодно выйдете?!
Монах смутился. Огляделся в растерянности:
– Где угодно? Я вообще-то к братьям-цистерцианцам собирался… Ладно, пешком добреду. По старинке. Ты-то смотри, не замерзни! Помню я, как на Окружной тебя подобрал, в канаве…
– Пустяки, святой отец!
Беззаботный взмах руки должен был отогнать прочь любые сомнения монаха. Однако движение оказалось столь быстрым, что фратер Августин его попросту не заметил. Конечно, в Хенинге зябко: старуха-осень несет в кошелке дождь пополам с белой крупой снега. Хорошо хоть, башмаки на ногах! – вывалился бы босиком… Впрочем, холод донимал слабо.
– А вы сами, отче? Вон из носа у вас течет…
– Спасибо за заботу, малыш. Но в этой рясе я и февралями хаживал.
– Ой! – дошло вдруг до Вита. – А как же Матильда?! Проснется – а вокруг никого?! Искать нас станет… Обратно бы мне, отче!
Монах шагнул к заколоченной двери. Подергал кольцо. Виновато развел руками:
– Прости, сын мой. Не выйдет у меня сейчас обратно. Тут всем сердцем захотеть надо, всей душой… А душа с сердцем влекут меня к родной обители. Может, разыщешь мейстера Филиппа? Я скажу, где стоит его дом… Не заблудишься?
– Не-а! Я теперь в Хенинге, как у себя в штанах! Рассказывайте, святой отец…
Когда монах скрылся за углом, Вит еще чуть-чуть постоял в переулке. Собирая мысли в кучу, словно овец-неслухов. Тянуло к Матильде; тянуло на Дно – с приятелями повидаться, похвастаться… Мысли бодались, гоня друг дружку прочь, и тело разрывалось на части: что делать? Куда бежать-спешить? В конце концов Вит строго прикрикнул на распоясавшееся стадо. Выдернул ближайшую овечку и, руководствуясь ею, решительно направился в сторону Дна.