Богатым быть не вредно

Гунько Василий И.

– А вы думали, что только у вас деловая жилка, – ответил за Петра Николай, выходя из подсобного помещения и поправляя на себе бабочку. – Что будете заказывать, уважаемый?

– Кофе, но только в той чашечке, из которой пил сам Кукушкин, – импресарио начал осматривать помещение.

– А у нас все кукушкинское, – с гордостью сказал Петр. – Столы, стулья, чашечки, ложечки и даже туалет. Поэтому вход в него стоит пятьдесят копеек. О, это великий человек! Его имя поднимает экономику города. Только благодаря ему делом занялись многие бездельники.

– Ладно,

не трепись, ты хоть знаешь, что всем этим ты обязан мне, – небрежно бросил Хитроумов и сел на стол. – Все кооперативы, которые используют в рекламе имя Кукушкина, башляют мне проценты.

– Э нет, лучше служить имени, чем человеку, – возразил Петр и пересадил осторожно гостя на стульчик. – У нас с вами такого договора нет.

– Нет, уважаемый! – повторил Николай и поставил перед Хитроумовым кофе. – Мы сейчас в ладах с законом. Вы не представляете, какое это благо – быть в дружбе с законом!

– Значит, вы считаете, что это лучше, чем дружить со мной?! – переспросил угрожающе Всеволод Львович, брезгливо надпил кофе и поднялся с места. – Смотрите, братцы, чтобы вам не пришлось переименовать свое кафе в «Слезы Кукушкина».

Петр с поклоном открыл Хитроумову дверь, и тот ушел без оглядки.

Всеволод Львович был потрясен. Ему казалось, что все вокруг обворовывают его, пользуются его деловитостью и талантом без всякой благодарности. Проходя мимо бани, он несколько расслабился, прочитав объявление на дверях: «Ввиду того что баня перешла на полный хозрасчет и самофинансирование, у нас раздевалка общая». И совсем уж развеселился Хитроумов на остановке такси, прочитав на щите городской справки очень занимательную информацию: «Недавно созданному кооперативу забойщиков животных требуются хорошие шкуродеры по обслуживанию населения. Оплата труда сдельная в зависимости от количества обращающихся»…

Во Дворце культуры его ждали очередные сюрпризы. Возле главной гримерной, она же и комната президиума, в коридоре стояла очередь на прием к Кукушкину. Первой была молодая интересная женщина. Хитроумов строго спросил ее:

– Вы кто?

Женщина сначала немного удивилась, но, угадав в Хитроумове официальное лицо, бойко отрапортовала:

– Я работаю надувальщицей. Мы производим современные надувные подушки и матрацы. На наших матрацах можно не только лежать и спать, но и плавать. Но мы решили пойти дальше. В настоящее время мы работаем над технологией нового безвредного газа, благодаря которому на наших матрацах, словно на воздушном шаре, можно будет даже летать. Представляете, что это такое?!

– Ага, классическое надувательство. Что от нас требуется?

– Мы просим вас разрешить назвать этот новый газ «Мечтой Кукушкина».

– Разрешаю, продолжайте надувать дальше, – великодушно ответил импресарио и деловито кашлянул.

– Спасибо, гонорар мы перешлем позже. Из экономического эффекта, – обрадовалась женщина: она не могла поверить, что вопрос решился без бюрократической волокиты.

Следующей была дама эдак килограммов на двести пятьдесят.

– А вы где работаете? – опасливо спросил Хитроумов.

– К вашему сведению, нигде, – ответила она, тяжело пыхтя. – У меня – инвалидность. А пришла я к вам, чтобы от меня осталась хотя бы половина, а еще лучше – одна треть…

– Ну а при чем здесь Кукушкин? – не понял импресарио.

– Я хочу, чтобы он внушил мне отвращение к калорийной пище. Ведь за один раз я могу съесть двух кроликов, килограмм-полтора огурцов или помидоров. Икру я могу есть столовыми ложками. Вы знаете, я даже во сне есть хочу. Это какое-то наказание!..

– Да, уважаемая, с вами мы продовольственную программу никогда не выполним, – иронично хмыкнул импресарио и скривился, потому что от нее несло потом. – А где ваш муж работает?

– У меня работает не муж, а брат. Он второй человек в городе. Может, слышали фамилию Маршал? У меня, кстати, тоже маршальская фамилия, и я еще не замужем. Мужчины сейчас пошли такие мелкие – все по весу не подходят.

«Ого! Если она не врет, то ее брат заместитель мэра», – подумал Хитроумов и решил проверить, правду ли она говорит.

– Скажу вам по секрету, что у Кукушкина необычная болезнь: острейший хандрит недостаточности.

– Ой, а это как? – женщина немного испугалась.

– Кто больше даст, тому он больше поможет.

– Миленький, ну что вы меня учите жить? – успокоилась толстуха и, быстро вынув из сумочки конвертик, вложила его в карман Хитроумову. Затем шепнула: – Там имеется и мой телефончик. Если понадобится, сведу вас с моим братом.

– Можете не сомневаться, через месяц вы станете француженкой! – заверил Хитроумов и, поцеловав ее руку, сплюнул незаметно в сторону. – Проходите, пожалуйста…

Но дверь в гримерную он открыть не успел. Перед ним внезапно появилась дама приятной наружности и ехидно спросила:

– А почему вы не спрашиваете, где работаю я? – Это была Генриетта Степановна. – Я понимаю, что в церковном писании сказано: да не оскудеет рука дающего и да не отсохнет рука берущего, но только вы забыли о людях, наблюдающих за этим процессом.

– Что вам угодно, уважаемая? – растерянно спросил импресарио.

– Ей угодно, чтобы я ее отодвинула на несколько шагов в сторону, – сказала толстуха, и Генриетта Степановна, словно перышко, отлетела метров на пять. – Очередь надо соблюдать, мадам. Вы переступите через этот порог только тогда, когда я стану балериной.

Сестра Маршала попыталась пройти в «предбанник» гримерной, но ей одной половины двери было явно мало. Она застряла на пороге, чем вызвала злорадный смех Генриетты Степановны.

– Зря смеетесь над человеческим горем, – сделала ей замечание другая толстая женщина, стоявшая где-то посредине очереди.

– И это вы называете человеческим горем?! – фыркнула директор Дворца бракосочетания. – Жрете за десятерых, переводите продукты, а потом ползаете по врачам. Да вас легче убить, чем прокормить.