Богатым быть не вредно
Шрифт:
Василий Степанович потряс головой. Такая внезапная информация всполошила его, и он не знал, что ответить.
– А зачем же вы печатаете то, чего не понимаете?! – наконец сказал он в свое оправдание, задумчиво покачав головой.
– В общем так, Василий Степанович, вы заварили эту кашу, вы ее и расхлебывайте, иначе я за последствия не ручаюсь. Слышите, срочно приезжайте в редакцию! Лично я был против вашего фельетона, это вы уболтали главного. Он требует вас срочно! А пока вы будете добираться (уверяю вас, это будет очень нелегко), я займусь текстом опровержения,
– Что, вы хотите, чтобы я извинился публично перед этим проходимцем?! – возмутился кандидат психологических наук. – Да не бывать этому никогда! Да он компрометирует нашу науку вообще!
– Василий Степанович, прошу вас, срочно приезжайте, – уже умолял его завотделом. – Вы это объясните не мне, вам будет кому это объяснять, уверяю вас…
После этого разговора Василий Степанович заказал по телефону такси и начал одеваться. Через полчаса он уже был возле редакции. Но выйти из такси ему пришлось гораздо раньше. Увидев большое скопление городского транспорта и громадный поток людей, он долго не мог понять, что происходит. Но когда увидел плакаты с требованием публичного извинения перед Кукушкиным, долго не мог прийти в себя. Он был настолько ошеломлен, что даже решил вернуться домой. Но все же убежденность в своей правоте заставила его протолкаться сквозь толпу и зайти в редакцию. Как только он появился, его сразу же провели в кабинет главного редактора.
Так недружелюбно Кривошеева еще нигде и никогда не встречали. От подобной «гостеприимности» ему еще больше стало не по себе. Главный долго смотрел на него какими-то мутными глазами, наконец, тяжело вздохнув, сказал:
– Василий Степанович, я вашу просьбу удовлетворил, дав добро на публикацию вашего знаменитого фельетона. Теперь вы удовлетворите мою. Думаю, вы не похудеете, если подпишете вот эту маленькую ерунду. – Он положил в конце стола страницу с текстом и добавил: – Ознакомьтесь, пожалуйста.
Кандидат наук даже не стал читать опровержение.
– Извините, я не стану служить лжеистине, – категорично сказал он.
– Простите, а вы разве не видели, какое количество народа требует от вас этого?! – вкрадчиво спросил редактор. – Так пойдите на улицу и объясните им это сами.
– Это толпа одураченных людей. Фанатики. Люди, которые не могут жить без бога. Будто толпа разъяренных болельщиков на стадионе, готовых разодрать друг друга ради своих кумиров. Нельзя идти на поводу у низменных чувств…
– Послушайте, а кто вам сказал, что я с вами не согласен! – редактор начинал злиться. – В противном случае я бы не допустил публикацию вашего фельетона. И, представьте себе, меня никто бы не заставил! Это-то вы понимаете?
Василий Степанович молчал, но всем своим видом показывал, что его рука не поднимется подписать то, что противоречит его убеждениям.
Недолго раздумывая, редактор позвонил своему вышестоящему начальству:
– Алло, Иван Петрович, автор фельетона отказывается подписать извинение, – он ждал ответа несколько секунд.
– В таком случае подпишите его сами, а этого психолога-юмориста гоните прочь и не подпускайте его больше к редакции на пушечный выстрел! – услышал редактор и сразу положил трубку.
– Я вас больше не задерживаю! – сказал он Кривошееву так, будто выстрелил ему прямо в лоб чем-то липким и неотмывающимся.
Василий Степанович никак не отреагировал на нервную вспышку редактора, спокойно встал и поразительно вежливо ответил:
– Спасибо за внимание, извините, до свидания!
Главного редактора это привело в ярость, и он с трудом удержался, чтобы не запустить в него чем-нибудь тяжелым…
Вечером Василий Степанович позвонил своей бывшей жене домой:
– Слушай, Валя, тебе не кажется, что, удовлетворив твои амбиции, я нажил себе очень много врагов?!
Она поняла, что речь идет о фельетоне, потому с глубокой досадой сказала:
– Эх, Вася, Вася… Да не стоишь ты даже мизинца Кукушкина. Какой же ты кандидат психологических наук, если не мог предусмотреть такой реакции. Мы ждали митинга против шарлатанства, а получили – против себя. Какой позор, моя директриса места себе не находит…
– Значит, по-твоему, я еще и виноват?
– Интересно, а кто же? Разве я писала этот дурацкий фельетон?
– А кто меня об этом просил?
– Я тебя просила только наладить с ним контакт, а не печатать то, в чем ты ни фига не смыслишь! – почти прокричала Валя в трубку. – А ты?… Что, слюнки от зависти потекли?!
– Ты знаешь, мне кажется, что я очень правильно сделал…
– Что ты правильно сделал?!
– Я очень правильно сделал, что вовремя развелся с тобой, – буркнул он и сердито бросил трубку.
Валентина Михайловна долго слушала короткие гудки, затем в отчаянии заплакала. Она чувствовала себя одинокой и несчетной.
После публикации извинительного текста в вечерней газете сторонники таланта Кукушкина несколько успокоились. Но Генриетта Степановна не сложила оружия. Она решила обратиться к более известным и компетентным лицам. Перебрав в памяти всех своих знакомых ученых, позвонила профессору института психологии, академику Петру Петровичу Петровскому.
– Уважаемый Петр Петрович, как вы смотрите на такое явление, как Кукушкин? – начала она осторожно.
– Уважаемая Генриетта Степановна, на такое явление я вообще не смотрю, – весело ответил он.
– О, у вас сегодня хорошее настроение, очень приятно…
– Чего не скажешь о вашем настроении. Генриетта Степановна, вам надо было пойти на сегодняшний митинг, и вы бы зарядились хорошим настроением минимум на месяц.
– Вы хотите сказать, что участвовали в сегодняшнем… митинге?! – она чуть не сказала: балагане…
– А что здесь удивительного. Я, конечно, непосредственно не принимал участие, но слушал и наблюдал с удовольствием. Таких трогательных и искренних речей я никогда не слышал! Представляете, многотысячная толпа честно и открыто защищала одного человека. Причем дозволенными методами… А при истинной демократии за основу берется мнение большинства, даже если оно и ошибочно.