Богатырская работенка
Шрифт:
– А ты заметил, что здесь мусора нет, – я указал на девственно чистый лес.
– Да чего тут мусорам делать-то? – хохотнул Гриша.
– Я серьезно. Такое впечатление, что здесь людей не бывает. Ни следов от костра, ни мусора… в смысле, нет консервных банок, пивных бутылок и пачек из-под сигарет…
– Ну не ходят сюда люди, и что?
– В наших лесах таких мест больше нет. По крайней мере в тех, которые расположены рядом с большими и не очень городами.
– Вот придем, и все узнаем, – отмахнулся браток.
– Пришли. Кажется…
– Что это? – вытаращил глаза Гриша.
А чего
Может я и излишне предвзят к женщине на помеле, называя ее так категорично – ведьмой, но что-то не верится, что это добропорядочная домохозяйка, оставив дома мужа, детей и свои одеяния, отправилась в ближайший гастроном, или чего там у них в тысяча восьмисотом году было, муки с яйцами прикупить.
Глава 5
Кто в теремочке живет?
Метод кнута и пряника подразумевает применение кнута в качестве стимула работать, а пряник должен быть сухим и черствым, чтобы зубы поломали и не могли огрызаться.
Мечта любого правителя
На самой верхушке лысого холма, торчащего среди лесной чащи словно прыщик на небритой морде, на пне некогда могучего дерева сооружена избушка. Она выглядит именно так, как должна выглядеть обитель лесной ведьмы. Почему лесной? Да потому что у городских на окнах белеют шелковые занавески, на подоконниках стоят горшки с геранью, и вообще… они живут в городе. Здесь этого ничего нет. В окнах белеет паутина, на подоконниках зеленеет мох, а вокруг шумит дубрава. Почему ведьмы? Да потому что какая иная женщина согласится украсить козырек своего дома не петушком – золотым гребешком, а черепом оленя с ветвистыми рогами, в которых сплела гнездо пара аистов? А использовать вместо дверной ручки человеческую волосатую ступню? Про пучки сушеных змей и ящериц, шелестящих на ветру под козырьком порожка, я вообще умолчу.
А так избушка как избушка. Разве что двухэтажная, но в остальном похожа на те, что рисуют в учебниках истории. Сложенное из едва-едва отесанных бревен строение, крытое соломой. Дверной проем очень низкий, редко какой китаец не пригнувшись войдет, а оконца и того меньше. Матовым бельмом белеющие в них рыбьи пузыри не иначе как принадлежали при жизни пескарям или какой другой плотве.
– Босс, – испуганно спрятался за спину Гриши гремлин, – здесь нечисть водится, вот те крест.
– Кто бы говорил… – заметил я.
– А что я?! Я ничего. Я ведь свой в приборную доску, а они…
– В этой дыре поди и спутникового телевидения нет, – скривился браток.
– Здесь вообще телевидения нет, – напомнил я. – Нигде. И еще довольно долго.
– А как же они живут?
– По-разному. Не в телевидении счастье, и не в электричестве, и не в теплом санузле, и…
– Здесь даже света нет? – прозрел Гриша.
– Почему же? Есть. Свечи и лучины. Может даже керосинки уже изобрели.
– Давай еще дома поищем, а? Пускай без телевизора, но чтобы хотя бы электричество было.
– Босс, мне тоже здесь не нравится, – признался гремлин, заметно заплетающимся языком. Бутылка в его руках опустела на треть. Что ж… каждый борется со стрессом по-своему.
– Думаю, до ближайшего жилища не один час идти, – сообщил я и решительно направился к избе. Но не сделал я и пяти шагов, как путь мне преградила псина. Не то чтобы очень уж гигантского размера, но однозначно адского характера, на что ненавязчиво намекают все три оскаленные пасти и все шесть пламенеющих глаз.
– Р-р-р… Тяв!.. Ры-ы-ы…
– Ц… ц… – от испуга я начал заикаться.
– Я тебе цыкну! – произнесла средняя голова адского пса, впившись в меня яростным взглядом.
Я отрицательно замотал головой, пытаясь сказать, что не цыкать на него собирался, а хотел по имени обратиться. Обычно на животных, хотя бы частично одомашненных, звуки их клички действуют успокаивающе.
Бабах! – прогрохотало у меня за спиной. Мимо уха, взъерошив волосы, просвистела пуля.
Я распластался на земле, накрыв голову руками.
– Апчхи!
Но повторного выстрела не последовало.
Вместо этого открылась дверь избушки и на пороге возникла старуха неопределенно древнего возраста и неописуемо отталкивающего облика. В молодости, при всплеске буйной фантазии, ее можно представить статной девицей под два метра роста, с роскошной черной косой и острым носиком. Но прожитые века, ибо годам с этим не справиться, внесли в облик хозяйки торчащего посреди леса домика глобальные изменения. Спину изогнуло колесом, отчего образовавшийся горб оказался выше головы, а рост несчастной уменьшился вдвое. Если бы я увидел ее издали, подумал бы, что это гном или каменная баба с кургана. Некогда острый вздернутый носик еще больше заострился и, вытянувшись в длину, поник, сделавшись похожим на пупырчатый огурец. Губы усохли до тоненьких ниточек, обнажив беззубый провал рта… Ой! Извините. Не досмотрел. Один зуб все же остался. Желтый, острый как клык саблезубого тигра, он нависает над нижней челюстью и немного выступает за кончик носа. А вот глаза у древней карги молодые. Это пугает до оторопи. Да… это совсем не та ведьма с приятными взору формами, которая промелькнула над нашими головами у руин замка. Та наверное дальше полетела.
– Почто песика забижаете?! – грозно вопросила хозяйка избушки, уперев руки в боки и нахмурив колючие ежики седых бровей. Небо как-то молниеносно заволокло грозовыми тучами, на горизонте начали ветвиться сполохи молний, в лицо ударил резкий порыв пронизывающего до костей ветра…
– Апчхи!
Треглавая псина опустилась на хвост и, сфокусировав на мне взгляд всех трех своих пар огненных глаз, поддакнула:
– Да!
Я повернулся к Грише, предоставив ему возможность отвечать за свой выстрел.
При всем желании ответить он уже не мог.
Вместо братка стоит его каменная статуя, на которой успели пару-тройку раз отметиться голуби. И где они только взялись? Вроде же не видел ни одного… Гремлин исчез, возможно убежал с перепугу.
– Чего молчишь?! – в голосе старой карги появились злорадные нотки. – С тобой разговариваю.
– Со мной? – на всякий случай уточнил я.
– С тобой, касатик, с тобой, – подтвердила старуха, перехватив метлу с корявой рукоятью и пучком растерявших иголки еловых ветвей на манер шеста шаолиньских монахов. – Дружок-то твой, колдун заморский, нынче не особо разговорчив.