Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады
Шрифт:
«От сенатора до ремесленника, все пропивают свое состояние, а потом входят в неоплатные долги. Никто не хочет жить своим трудом, всяк норовит ухватить чужое. Легко достается оно, легко и спускается. Всяк только о том и думает, чтобы поразмашистее покутить. Хороший тон в доме, когда лакеи вытирают грязные тарелки рукавами господских кунтушей и жупанов, вышитых золотом по драгоценному бархату. Все паны хотят промотать заработки бедных крестьян и сдирают их со шкурой и слезами, как гарпии и саранча и не мучаются от стыда. Крестьяне Речи Посполитой страдают как в чистилище, а их господа блаженствуют как в раю. Крестьянин с ног до головы обложен поборами – панщиной, бесплатной дворовой работой детей, осыпом из зерна, кур, гусей, быков, лошадей, коров, свиней, овец, меда, огорода, сада, пасеки, поборами за право ловить рыбу, пасти скот, собирать желуди, охотиться, молоть муку, поборами на панские праздники, богомолье, вино, пиво и горилку, на рождение, свадьбы, похороны. Если крестьянин не может заплатить за крещение, то дите остается некрещеным и несколько лет и часто так и умирает, а молодых не венчают годами. Вся Европа смеется над поляками, что у них, наверно пух в перинах и подушках имеет такое свойство, что они на нем могут спать спокойно, не мучаясь совестью.
Даже если пана обвинят, он будет всегда прав. Все канцелярии, судьи, асессоры, войты, бурмистры Речи Посполитой на подкупе. Даже богатого запугают, засадят в тюрьму и тянут над ним следствие и сосут с него подарки и взятки. Собиратели налогов в городах и поместьях – просто грабители.
Паны и их арендаторы запрещают хлопам брать где-то кроме них горилку и пиво, а задорого заставляют брать только панскую, которую и скот пить не станет. Арендаторы получают землю и поместья в аренду и тут же измышляют новые поборы, которые только могут придти в голову корыстолюбивой расчетливости и требуют с хлопа еще больше того, что было ему назначено.
У нас в Речи Посполитой такая свобода, что любому пану можно делать все, что захочется. Беднейший и слабейший делается невольником богатого и сильного, который безнаказанно наносит слабому всякие несправедливости. Только у нас в Речи Посполитой вольно все делать».
Казак-шляхтич Богдан Хмельницкий в своем чигиринском Субботове был одной из немногих белых ворон среди почти черной шляхты. Вся Польская Корона обсуждала бесконечные преступления коронного стражника Станислава Лаща, который совсем не боялся беззубого закона и уж тем более не стыдился людей, которых легко грабил, насиловал и убивал. За несколько своих кровавых лет Лащ получил двести тридцать судебных обвинительных приговоров, сделал из них бумажный жупан и устраивал в нем попойки, надсмехаясь над польским правосудием. Шляхтичи пытались предлагать Богдану Хмельницкому грязные имущественные дела со лжесвидетельствами, приговаривая при этом: «но цу ж, панове, ведь рука руку моет». Весь Чигирин знал ответ своего полкового писаря: «И моет – и пачкает».
Вся Речь Посполитая жила своеволием, которое на Украине приняло колоссальные размеры. Шляхтичи попытались для собственных безмерных нужд кроваво стереть целый народ и, скорее всего, у них бы все получилось.
Если бы на украинской земле не было казаков.
Из гордого и смелого народа сделать скотов нельзя. Первые казаки появились в Среднем Поднепровье уже в конце XV века, как протест против захвата Украины Польшей и Литвой. Степь манила отважных людей прелестью вольной жизни, и казаковать в Дикое Поле выходили и крестьяне, и мещане, и дворяне. Для своей защиты от Крыма и панов хлопцы объединялись в военные братства с выборным атаманом, общей казной и складом оружия, которым владели отменно, выучившись великолепному казацкому сабельному бою и стрельбе. Они запахивали дикую степь, где не было невменяемых панов, с оружием в руках, опасаясь татарских набегов.
Впервые слово «казак» было упомянуто в древнейшей рукописи «Codex cumanicus» в конце XIII века в значении «передовой сторож, страж» и его часто переводили с монгольского языка, как «ко» – «броня» и «зах» – «рубеж». Совсем скоро казаки превратились в большое сословие и стали стражами своей любимой Украины. Витязи в казацких седлах, вольные и независимые, могли целыми днями не слезать с коня и переплывать непереплываемые днепровские пороги. Уже за полвека до рождения Богдана Великого их количество измерялось тысячами.
Нападения турецких и татарских орд на территорию Польской Короны и Великого княжества Литовского, в которые входили и украинские земли, делались все грознее и опустошительнее, а вражеские войска продвигались все дальше и дальше вглубь страны. В 1511 году на совместном польско-литовском сейме в Пиотрокове, обсуждавшем ежегодные турецко-татарские набеги на южные границы, воевода Остап Дашкович предложил создать в низовьях Днепра пограничную укрепленную линию, которую будут охранять украинские казаки. Дашкович собрал четырехтысячное войско, разделил его на полки и сотни, назначил старшин, полковников, есаулов, сотников, организовал казацкий суд. Он разделил войско на две части, служивших на границе и живущих в пограничных местечках, и ежегодно менял их местами. Деньги на содержание казаков начали разворовывать и в Варшаве, и в Черкассах. Новое дело полузаглохло.
Казакам, начавшим походы в 1516 году, иногда помогали полки великого литовского гетмана Константина Острожского, но против больших орд новые степные воины выстоять, конечно, не могли. Казаки никогда не теряли времени даром. Они стали непревзойденными мастерами боя, и враги запрещали своим воинам выходить с ними на одиночные поединки, исход которых был почти всегда очевиден. Казаки изучили до мелочей и переняли все татарские степные повадки, знали их дороги и переправы, извещали пограничное население о передвижении крымских чамбулов на север. В высокой траве подкрадывались казаки к татарскому отряду, остановившемуся на отдых, мгновенно отгоняли подальше пасущихся коней и вырубали татарских воинов, непривычных к пешему рукопашному бою. Смерть, постоянно присматривавшая за казаками в нескончаемой пограничной войне, сделала их отважными до полубеззаботности, а привычка во всем полагаться на себя выработала у них независимый характер.
Зимой казаки устраивали на каком-нибудь неприступном днепровском острове шалаши из тростника и веток, покрытые лошадиными шкурами, оставляли там сторожевую варту и возвращались в свои сели и местечки. На ярмарках они продавали отбитых лошадей и скот, боевую добычу: меха, шкуры, мед, засоленную золой рыбу. Казацкие рассказы о подвигах и привольной степной жизни побуждали их слушателей попытать казацкого счастья в поле. Один раз сходив в боевой поход, оставшиеся в живых мещане и посполитые уже ни за что не возвращались к прежней жизни и становились казаками, число которых все росло и росло.
Главными сборными казацкими центрами стали почти пограничные Канев и Черкассы, из-за чего в Московском царстве степных витязей именовали черкасами, часто путая с кавказскими черкесами. Казачество быстро распространилось по Киевщине, Полтавщине, Черниговщине и Подолии. Кроме полугосударственных пограничных и городских казаков, до которых жалованье доходило в лучшем случае через раз, появилось множество ни от кого независимых казацких ватаг со своими выборными атаманами, что по-тюрски означало военного командира. Прояви польские магнаты разум, справедливость и установив маломальский контроль над расходованием военного бюджета, они получили бы самое сильное войско в мире и полностью изменили бы полу-позорную историю Речи Посполитой, без крови и сражений добившись того, что в XXI веке в процветающей Славянской федерации миллиард человек говорил бы по-польски. Кичившиеся своим образованием, полученным в лучших европейских университетах, шляхетные нобили забыли, что вслед за любимым их латинским изречением «Divide et impeta» – «Разделяй и властвуй» всегда следует еще одно: «De mortius aut bene, aut nihil» – «О мертвых или хорошо, или ничего».
По своему духу украинские казаки стали прямыми продолжателями геройских подвигов удивительных богатырей Киевской Руси. Совсем скоро дипломаты и разведчики многих европейских государств докладывали своим правителям из столичного Кракова: «Украина – страна казаков, всегда желающая свободы, а сами казаки – ветвь европейского рыцарства, горячо хотящие возродить свою державу на просторах древне-славной страны Ярослава Мудрого».
Казачество Украины начало формировать идеологию вооруженного отпора у всего народа и некоторые умные политики Речи Посполитой решили, что это великолепное народное движение необходимо возглавить, а не подавлять. Они понимали, что казаки уже стали защитниками интересов украинского народа и это очень хорошо для справедливого развития Речи Посполитой, как конфедерации многих славянских народов. Неумные сенаторы Польской Короны, которых было значительно больше умных политиков, в узком магнатском кругу стали говорить, что не изнеженной и разленившейся шляхте тягаться с новыми степными богатырями, а значит, казаки – угроза государственной безопасности. Фемида закачала весы судьбы Речи Посполитой в горестном недоумении, и разлет их гирь увеличивался все больше и больше.