Богдан Хмельницкий

Костомаров Николай Иванович

сельские люди стали делать то же, когда недовольны были своими панами или

поставленными от них для управления лицами. Запорожье наполнялось беглецами.

Побывавши на Ннзу п возвратившись в Украину, эти беглецы умножали собою число

людей, называвших себя вольными козаками, не хотевшими подчиняться прежним

своим властям.

Простота жизни, готовность на всякую опасность, благочестие, целомудрие,

совершенное братство между собою и строгое повиновение

воле начальства—то были

нравственные требования запорожской братчины, приближавшие ее, за исключением

военного занятия, к монастырской. Запорожцы собирались на раду—сходку, подобную

старинным вечам. На раде выбирались начальники. Главным был атаман, носивший

название кошевого, а вся запорожская община, в правительственном смысле,

называлась кошем — слово татарского происхождения, означавшее вообще стан. Кош

разделялся на курени; над каждым куренем был выборный куренный атаман,

подчиненный кошевому. Кроме этих начальствующих лиц, выбирались радою:

полковой писарь (заведывавший письменным производством) и асаулы

(распорядители). Коца предпринималась какая-нибудь экспедиция из ограниченного

числа запорожцев, то начальником над такими был полковник, нарочно выбираемый

для такого предприятия. Кошевой имел безусловную власть над кошем, но по

окончании

года отдавал отчет в управлении, и в случае злоупотреблений подвергался смертной

казни. С этой целью, чтоб он не зазнавался, существовал обряд: новоизбранному

кошевому мазали лицо грязью. Пища у запорожцев,—говорит украинский летописец

*),—была ржаное квашеное тесто, называемое соломаха, редко сваренное, а более

праздничное кушанье—рыбная похлебка, называемая щербою. Они жили в куренях,

человек по сту пятидесяти в одном; в конце XYI века это были шалаши, сплетенные из

хвороста и покрытые для предохранения от дождя лошадиными шкурами 2); ссора

между собою строго запрещалась; суровые и даже бесчеловечные на войне, запорожцы

казнили смертью своих товарищей, делавших насилия и разбои в мирных

христианских поселениях; воровство наказывалось повешением; «за едино путо

вешают на древе». В товарищество поступали и холостые и женатые, но ввести

женщину в Сичу запрещалось под смертною казнью. За блудодеяние жестоко

наказывали палочными ударами. Запорожец, вступая в Сичу, обещал воевать за

христианскую веру и биться против её врагов. Он должен был хранить посты и обряды

по уставу восточной церкви. В первые времена существования Сичи нет нигде

упоминания о том, чтобы там был храм, как было уже впоследствии. Вероятно, его

тогда не было, по крайней мере, как постоянного здания для всегдашнего

богослужения, потому что и определенного места для Сичи долго не было; мы

встречаем Сичу то на Хортице, то на Томаковке, то на Микитином Роге, то на

Базувлуке... Уже позже, когда местопребывание Сичи установилось при устье

Чертомлыка, она сделалась как бы постоянным городом; до того времени это был

военный стан, часто переносившийся с места на место, обитатели его в большинстве

состояли из временных посетителей—промышленников.

Так жили по описанию, переданному малорусскими летописями, первые

запорожцы, остававшиеся на более или менее продолжительное время в Сиче. Большая

часть удальцов, которым суждено было не погибнуть и не попасть на войне в плен,

возвращалась осенью домой, обогащаясь добычею, несколько раз потом в следующие

годы повторяла свои походы на Низ, или лсе из них образовывались козацкия шайки,

которые выбирали предводителей, величаемых гетманами, шатались по Южной Руси и

делали наезды в чужия земли, или же, отведавши козацкого житья, поступали под

предводительство какогонибудь пана, который, в таком случае, называясь их гетманом,

обращался с ними, как с вольными людьми. Такие вольные козаки служили у князей

Вишневецких и Ружинских. Единого начальника над всеми украинскими козаками еще

не было. Крайнее равенство прав господствовало в их быте. Шляхтич ли, князь ли,

мещанин или сельский хлоп шел в козаки — он был равен своим товарищам. Сперва

вольное козачество наполнялось мещанами, а потом большинство в нем состояло из

сельских хлопов, не хотевших повиноваться своим павам. Век Сигизмунда-Августа

был эпохой значительного ополячения русского дворянства. Оно принимало польский

образ жизни, усвоивало польские нравы и польскую речь, начинавшую мало-по-малу

их усложнились и требовали усиления доходов и через то положение хлопов стало

тягостнее, а между тем им было большое искушение—возможность убегать от панов, и

они убегали в козачество. Не только из Южной Руси, но из Литвы и Польши приходили

искатели свободы. Место жительства Козаков не ограничивалось Черкасами и Каневом,

как было в начале; по всему пространству нынешних губерний: Киевской, Полтавской

и южной части Подольской проживали козаки, люди вольные, не хотевшие подчиняться

установленным властям, и связанные с центром козацкой вольности — Запорожскою