Боги Абердина
Шрифт:
Вопрос меня шокировал. Я забыл, что врал ему в тот день в «Горошине». Меня удивило и то, что он не слышал правды ни от кого в доме.
— Уезжаю в понедельник, — сказал я.
«Признайся сейчас, — промелькнула в голове мысль. — Он знает. Конечно, знает».
Последовало молчание. Наверное, доктор Кейд сделал эту паузу, предоставляя мне возможность для признания. Но я смолчал.
Он снял шляпу и пригладил седые волосы.
— Отлично. Я улетаю завтра утром, а Томас не прибудет до понедельника. Не знаю точно, когда Артур отправляется в Лондон.
Я понял, что он не знает правды. Похоже, никто ничего не говорил профессору.
Доктор Кейд уехал на следующий день. Он пожелал мне «благополучного
Насколько я знал, Арт уже находился в Лондоне. Я заглядывал к нему в комнату раньше и увидел, что у него заправлена кровать, а бумаг нет. Он оставил список необходимых для путешествия вещей на столе. Рядом с каждым словом был нарисован квадратик, а в квадратике поставили крестик. Там значились паспорт, телефонные номера, дорожные чеки, карманные деньги… Рядом лежал еще один листок бумаги, на нем было что-то напечатано плохим шрифтом, словно на очень старой и грязной пишущей машинке:
…L’eternite. C’est la mer melee Au soleil. Вечность — море, Смешанное с солнцем.Я подумал, что вижу одно из стихотворений Артура, причем неплохое. Это казалось наиболее вероятным. Затем я вышел из комнаты.
Я позвонил Николь, но услышал только автоответчик и решил, что она, вероятно, гуляет с тетей, перекусывает в стильных маленьких кафе и флиртует с официантами.
Пришлось отправиться на чердак и встать перед дверью. Представлялось, что за ней находятся клетки с кошками, древние книги разложены по столам. Может, там есть даже головы жен Синей Бороды, выставленные в ряд и насаженные на шампуры. Они ждут с открытыми ртами и невидящими глазами, готовясь поприветствовать меня.
Я прижал ухо к двери, слушал какое-то время, затем открыл ее и вошел.
Все оказалось совсем не так, как я ожидал. Никаких длинных столов, заставленных колбами, мензурками и лабораторными стаканами, никаких ступок с яркими порошками, острых запахов, развешанных пучков сухих трав, кастрюлек с пузырящимися жидкостями… Стены не были заляпаны кровью, нигде не хранились ящики с частями кошачьих тушек.
Это оказался типичный чердак, чуть большей площади, чем обычно, и более холодный, чем остальная часть дома. Пол был серым и явно старым; под арочным потолком, между торчащими балками раскачивалась паутина. У одной стены составили написанные маслом неоконченные картины — пейзажи, натюрморты, портреты с неузнаваемыми лицами. У дальней стены находились свернутые ковры, напоминая огромные тряпичные бревна, там же складировали старую мебель без ножек и ящиков. Стоял здесь и открытый платяной шкаф, внутри висела какая-то одежда. Я порылся в одежде и нашел один пиджак, который подходил мне по размеру. Он был твидовым, с рисунком «в елочку», похоже, с настоящими позолоченными пуговицами.
Я порылся в старых ящиках, заглянул в темные уголки, где виднелись остатки жизнедеятельности крыс. Кругом накопилось много пыли. В конце концов, пришлось отказаться от поисков и пойти вниз. Дом стоял в тишине, я словно сидел у него в брюхе. Одиночество, которого я когда-то так желал, теперь стало медленным огнем, который меня поджаривал.
Мои друзья уехали. Здесь для меня ничего не осталось. Поэтому я ушел.
Глава 9
Когда
— Здесь тихо, вот еще один плюс этого места, — заявил Генри Хоббс. — Здесь можно хорошо поработать. Знаешь, Торо любил оставаться в одиночестве. Он считал, что это помогает ему собраться с мыслями. — Генри показал на дальнюю стену, напротив кровати. — Бойлер с другой стороны, вместе с цистернами с горячей водой. Поэтому если не слышишь никаких щелчков или прочих звуков, не беспокойся. Это просто означает, что все хорошо работает, — подмигнул он.
Комната была маленькой, пол выложен коричневой и желтой плиткой. В ней стояла односпальная кровать, старый комод, криво привалившийся к стене, поскольку одна ножка оказалась короче. Имелся туалет, ржавая, покрытая серой краской и чем-то заляпанная мойка с двумя кранами. Такие обычно встречаются на предприятиях. Старая душевая была рассчитана на одного человека, занавеска висела на круглом карнизе. Все выглядело чистым, но сквозь запах химикатов с ароматом сосны пробивался запах плесени. Света было мало — окна отсутствовали, имелась лишь одна лампа с коричневым абажуром (она стояла на комоде) и лампочка на потолке. При взгляде на нее возникала мысль о виселице. Лампочка вдобавок отбрасывала странные неровные тени на тускло-серые стены.
— Специально отопление сюда не проводили, но поскольку ты находишься рядом с бойлером и цистернами, то тепло просачивается сквозь стены и обогревает. Не замерзнешь. — Генри церемониально вручил мне два ключа. — Большой от подвала, маленький — от комнаты. Обязательно запирай дверь в подвал, когда уходишь. У меня здесь много чистящего оборудования, и у него есть склонность исчезать. Кто-то приделывает к нему ноги! — он заговорил тише, словно нас могли подслушивать воры. — Я очень доверчив, но знаю человеческую природу. — Хоббс заговорщически подмигнул мне. — Знаешь, какие эти мексиканцы, которые у меня работают?
Я не знал, но кивнул.
— Они предпочтут меня грабить, а не честно зарабатывать деньги. — Генри выпрямился. — В любом случае, ты можешь пользоваться телефоном на стойке администратора, когда захочешь, — сказал он обычным голосом. — Там дежурю или я сам, или мой сын Люк. Просто постарайся, чтобы тебе самому поменьше звонили. Если честно, я бы вообще предпочел, чтобы сюда не звонили, это надолго занимает линию.
Я поблагодарил его и положил рюкзак на кровать. Генри улыбнулся. Это была широкая улыбка, кончики губ поползли вверх, и рот превратился в этакую дугу. Круглое лицо от этого сильно изменилось.
— Сохраняй позитивный настрой, сынок! — Похлопал он меня по спине. — Нельзя позволять женщине доводить тебя до уныния. Особенно — в твоем возрасте. Ты — симпатичный парень, тебя ждет еще много рыбок.
Раньше я ему соврал, сказав, что порвал с девушкой, и она вышвырнула меня из квартиры. Я не знаю, почему так сказал — оснований не было. Было ощущение вины, поэтому я забрался под слегка влажное одеяло и стал думать, чем заняться, чтобы не сойти с ума.
Ничто не может сравниться с ощущением постоянного холода. Я каждое утро просыпался в холоде и не мог пошевелиться оттого, что у меня затекло все тело. Ощущение было таким, словно у меня начинался грипп, голова раскалывалась, да так, что казалось, будто она вот-вот треснет по швам, которые шли вдоль висков, или взорвется где-то в районе макушки.