Боги Абердина
Шрифт:
«Знаю», — подумал я и ушел.
Корнелий выглядел так, словно сжался в мумию под грудой белых одеял. Из одной сморщенной руки торчала игла капельницы. Кислородные трубки выходили из носа, как корневища маленького высохшего дерева. У него была отдельная тихая палата, шторы оказались задернутыми. Пахло антисептическим средством и детской присыпкой. Это напомнило мне палату матери, в которой она умирала в раковом отделении. На медицинском оборудовании мерцали светодиоды, гудели и иногда пищали
Я встал в ногах кровати и понял, что совершенно не понимаю, почему пришел и что собираюсь делать или говорить. Я смотрел, как ввалившаяся грудь Корнелия вздымается и опускается при каждом хриплом вдохе и выдохе.
«Он умирает, — подумал я. — И я увижу, как он умирает».
— Э? Кто это?
Я сделал шаг назад.
Корнелий повернул голову и стал вглядываться в моем направлении. Я знал, что он не может меня четко рассмотреть.
— Пол? Это ты?
— Это Эрик, — сказал я, с трудом выдавив слова, потом откашлялся. — Эрик Данне, из библиотеки. Я работал…
— Я помню, кто вы. — Он закашлялся и поднял руку. — Что хотите?
— Не знаю, — ответил я.
— Счастлив, что ничего не изменилось за время моего отсутствия, — произнес Корнелий Грейвс. — Эрик Данне все еще не знает, чего хочет. — Он снова закашлялся и попытался сесть. — Подойдите поближе.
Я подошел к кровати и встал сбоку. Чувствовалось тепло, исходящее от голубых мониторов и зеленых сканеров, оно напоминало тепло от автомобильного двигателя.
— Я смотрел новости, — сказал он, глядя на маленький телевизор, который висел в углу палаты, словно огромный металлический паук. Черный экран смотрел, будто злобный глаз. — Какой-то парень из университета пропал… Его фамилия показалась знакомой.
— Дэниел Хиггинс, — сказал я. — Это мой друг. И Артура.
Корнелий вздохнул:
— Я все равно не ассоциирую фамилию с человеком. Послушайте, вы не знаете, кого декан Ричардсон поставил во главе библиотеки? Догадываюсь, что никого приличного не нашли. — Внезапно он схватил меня за запястье. — Кто-то что-то вам говорил? Это аспирант? Сотрудник факультета?
Я чуть не заорал в испуге. Мне требовалось приложить усилие, чтобы немедленно не вырвать руку.
— Не знаю, — ответил я, медленно высвобождая руку, но Корнелий держал ее крепко. — Думаю, они просто наняли каких-то дополнительных людей, чтобы библиотека работала.
Он отпустил мою руку.
— У кого-то есть доступ ко мне в кабинет?
Я пожал плечами.
— Вы должны сказать декану, что я этого не позволю. — Грейвс шевельнулся, словно снова собирался меня схватить, и я отступил назад. — Вы понимаете? Я не могу допустить, чтобы дети рылись в моих бумагах и крали мои личные вещи. Это неприемлемо. Вы меня слушаете?
— Да, сэр, — ответил я. Его дыхание участилось. — Я скажу это декану Ричардсону завтра, первым делом.
Похоже,
Несколько минут мы молчали, компанию нам составлял писк мониторов и грохот снегоуборочной машины, которая работала на автомобильной стоянке перед окном Корнелия.
— Я сделал кое-что ужасное, — заявил я.
Глаза Корнелия Грейвса открылись. Он посмотрел на меня.
— Если это что-то такое ужасное, то зачем загружать меня признанием? — спросил он.
— Арт все еще верит в философский камень, — заявил я. — Он верит в ваши рассказы, следует вашим методам. Он экспериментирует на кошках, как вы на голубях, но произошло кое-что ужасное, и теперь, даже после исчезновения Дэна и с приближением срока сдачи у доктора Кейда…
— Срока сдачи? — перебил Корнелий. — Книжной серии?
— Мы претендуем на Пендлетонскую премию, — сказал я.
Это не произвело впечатления на библиотекаря.
— Уильям всегда считал, что эфемерное каким-то образом приведет к бессмертному. Раса ученых давно вымерла, и, тем не менее, Уильям до сих пор считает, что их склепы — это родильные палаты.
— Вы должны сказать Арту, чтобы он остановился, — заметил я.
Корнелий пожал плечами.
— Артур остановится, когда узнает.
— Когда узнает что?
— Истину, — ответил Грейвс.
— Но это все ложь, — заявил я. — Взгляните на себя. Вы умираете, вы не бессмертны.
Корнелий улыбнулся.
— И никогда не говорил, что бессмертен. Передайте мне, пожалуйста, воду.
Я увидел небольшую чашку на прикроватной тумбочке, но не пошевелился, поскольку был слишком зол.
— Мы все ищем трансформацию, — устало сказал Корнелий и сам взял чашку. Кислородные трубки, свешивавшиеся из носа, закачались. — Мы все хотим стать тем, чем не являемся. Помните карту, которую я вам показывал? У меня в кабинете?
Я помнил ее. Лабиринт алхимика. Дракон охраняет башню знаний…
— Потерявшись, посвященный может снова найти дорогу, если пойдет назад по своим следам и придет к тому месту, в котором выбрал путь, противоречащий его природе, — сказал Грейвс. — Никто не может вывести его из лабиринта. Посвященный должен действовать по собственной воле. Именно то, что он не действовал по собственной воле, привело к тому, что Арт заблудился.
— Значит, Арту не следовало вас слушать, — сделал вывод я и сфокусировал весь своей гнев на Корнели, на его вине, его лжи. — Дэн исчез из-за вас, — заявил я и вытер слезы, выступившие от ярости. — Вы — дракон. Архетипичный искуситель. Вы повели Арта по ложной дороге.