Боги должны уйти

Норд Ноэми

– Война племен закончена. Храброму Лису не с кем воевать.

– Как не с кем?
– Несокрушимый Вождь ударил жезлом об пол.- Жрец, ты забыл о плодовитости дикарей. Война с омельгонами бесконечна.

– Безмозглые дикари - добыча охотника, но не воина. Обычные стрелы валят их, как безумных бобров. Не надо много ума, чтобы разогнать стадо, - ответил Жабий Жрец.

Воины зашептались:

– Что говорит Жабий жрец! "Не надо много ума, чтобы разогнать стадо?! Он унижает погибших героев.

– Людоеды

разгромили знатные северные и восточные племена. Тьма на подступах к Солнечной долине, а он их называет всего лишь стадом?

– Жрец не прав. Омельгоны сильны и кровожадны.

– Слава погибшим героям!

Несокрушимый вождь снова ударил жезлом об пол:

– Не оскорбляй, Старший жрец, памяти храбрецов. Омельгоны хитры и многочисленны. Лавина голодных племен перекатила через горы, осквернила Долину Гейзеров, спалила Шоколадные Холмы. Дикари точат зубы, визжат и прыгают у костров, показывая дубинками на дым наших очагов.

Воины разжали хватку, освобождая Храброго Лиса. Он вскочил на ноги, схватив боевой топор. Жабий Жрец поспешно отступил, скрывшись в толпе женщин. Храбрый Лис, встав на колени, склонил голову перед Несокрушимым:

– Вырви мое сердце, вождь. Позволь умереть. Я воин. Мою кровь боги оценят дороже плоти неразумной девы.

– Пусть твою судьбу решит Старший Жрец. Он ближе к богам. Он искусен в общении с ними, - ответил вождь.

Жабий Жрец с ненавистью глянул на Храброго Лиса, и вороньи перья на маске задрожали от еле скрытого гнева. Он сказал:

– Дело будет трудное, непосильное для буйной головы.

– Говори, жрец!

– Храбрый Лис, ты пойдешь за Перевал Жажды, разобьешь стойбище омельгонов, пленишь четырех женщин и четырех мужчин. Когда нанижешь их плоть на печать воссоединения, приведешь к Дому Побед не позднее восьмой десятины луны.

Храбрый Лис вскочил на ноги. В глазах метался пожар войны:

– Я сделаю это, клянусь. Я разобью стан дикарей. Мои братья помогут мне.

Двое отважных воинов встали рядом с ним. Их лица и плечи скрывала подсохшая красная глина, но никакая краска не смогла бы затмить великолепие боевых шрамов.

На плечах Оцелота красовались следы от когтей ягуара, зверь напал со спины, но воин одержал победу над коварным хищником и бросил драгоценную шкуру к ногам своей матери.

А кривым надрезам на ребрах Поющего Кенара позавидовал бы даже Несокрушимый Вождь. Эти раны ловкий охотник получил в неравном бою с пещерным медведем.

Но такого украшения, как следы от зубов каймана, глубоко распоровшие бедро и спину Храброго Лиса, никто никогда в этом мире не удостоится. Потому что челюсть каймана - это смерть. Лишь настоящий герой сумеет ее укротить.

Я помнила каждый шрам на сильных мускулистых телах моих друзей. Мы выросли вместе. Скакали, как лемуры по верхушкам деревьев или добывали ракушки в ручьях. Я обмывала

царапины юных охотников горячей кумарой, смешанной с молоком горных пчел, а позднее, когда сорванцы превратились в статных воинов, только я могла зашептать края свежих ран так, чтоб немедленно срослись, не растеряв последнее тепло. "У тебя волшебные руки", - шептали с улыбкой братья, скрывая боль на дне горячих глаз.

Сейчас эти глаза были полны решимости. А храбрые души рвались в бой. Я знала, что братья отвоюют мою жизнь у жреца.

– Не плачь, сестра.

– Жди.

– Мы вернемся с победой.

Когда ветви над тайной тропой захлопнулись, вождь сказал:

– Будем ждать. Если богам угодно, души плененных омельгонов вознесутся к чертогам Пернатого Змея, и Синеглазая Лань будет освобождена.

– Мудр и добр наш вождь. Пусть порадует богов мудрость Несокрушимого!
– воскликнула мать.

Я бросилась в ее объятья. Рука матери ласково пробежала по моим спутанным волосам. Но суровый голос отца продолжил вещать, словно все еще зачитывал приговор:

– Это не все. Пока храбрость воинов не вернула честь нашему дому, я, вождь племени Солнечной Долины, именем наших славных предков, лишаю тебя, Синевласая Лань, права называться дочерью вождя. С этого дня ты изгой и рабыня последнего среди нас.

– Рабыня, - горестно вздохнули женщины.

– Суров наш вождь, но справедлив.

Крученая Губа, несносный выродок (так жрец, бывало, сам называл дочь), скорчив ехидную рожу, прогарцевала ко мне с метлой, связанной из веток пинны.

– Рабыня?
– ехидно усмехнулась она, сунув грязный пучок в мои руки.
– Тогда это - твое!

– 3-

Женщины выкопали глиняные кувшины из-под корней раскидистого бука, спасающего деревню от северных ветров. Это была последняя наша вода. Сосуды пропахли мокрой землей, к прохладным бокам прицепилось множество жирных личинок. К лакомству устремились голодные ребятишки. Ловкие руки отколупывали червячков и с удовольствием отправляли в рот.

Матери глядели на довольные лица и гладили чад по лохматым головам: "Ешьте, детки, личинки жирные, смолистые, у мальчиков вырастут большие пипки, а у девочек длинные косы".

Малышка Лилия сунула мне в рот парочку червячков.

Обожаю не сразу их разжевывать, а медленно накручивать на язык длинные тельца, наполненные терпким ароматом горьких цветов. Пока червячки щекочут щеки, я знаю, что неописуемое наслаждение - впереди. Чем дольше малютки копошатся во рту, тем приятнее на вкус. Это из-за слез. Они плачут сладкими слезами от радости. Потому что мелкие вертлявые никому не нужные души скоро примет безмерный желудок бога. Спешите, милые, к своему ненаглядному идолу. Мои крепкие зубы помогут вам.